Т.В. Чернышова

Вербальные маркеры неискренности в диалоге

(по материалам спорных фонограмм, попавших в сферу судебного разбирательства)

Язык как средство общения выполняет много разнообразных функций – коммуникативную (референтивную), эмотивную, конативную, фатическую, метаязыковую, инвективную и др. [Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика; Мыркин В.Я., с.32-34; Голев, 1999, с. 44]. Еще одна функция языка, называемая исследователями «инструментом обмана», «оружием власти», «социальной силой», посредством которой «субъект получает и осуществляет свою власть над объектом воздействия, адресатом путем навязывания ему взглядов и системы ценностей, управляющих его поведением» (Рябцева Н.К., 2005, с. 261-262), – это функция введения в заблуждение, благодаря которой говорящий, «выражая одно, скрывает другое» и таким образом воздействует на ум и поведение другого, направляя их в выгодное для себя русло (там же, с.263). Эту функцию язык выполняет в случаях «инверсии отношений истины и лжи», когда, по замечанию Н.Д. Арутюновой, «очевидная ложь скрывает истину» (Арутюнова, 2009, с.6), она может быть направлена на провоцирование читателя и манипулирование, создание общетекстовых выразительных эффектов – обманутого ожидания, напряжения, заражения эмоцией и т.п.

1. Необходимость выявить неискренность одного из участников подобного речевого акта часто возникает в ходе судебного разбирательства. Вопрос, который ставится в данной статье, - может ли лингвист на основе анализа речевых действий (речевого поведения) говорящего выявить речевые свидетельства неискренности адресата?

            Вопрос этот не праздный, поскольку во многих современных исследованиях, посвященных феномену лжи, указывается, что «надежность признаков, передающих подлинное отношение вашего партнера по общению, убывает в следующем порядке: пространственное расположение, поза, голосовые сигналы, мимика, непосредственно высказывания. Иначе говоря, скрыть правду или истинное отношение к вам легче всего посредством слов, мимики, голоса и труднее всего – при помощи других средств общения (жестов, движений, позы)» (Аксенов Д.В. Речевые построения, выдающие ложь// Электронный ресурс ) /выделено мною – Т.Ч./.

            Другая сложность в изучении речевого акта введения в заблуждение состоит в том, что он редко используется в чистом виде. Как правило, в речевой коммуникации он реализуется в рамках речевого жанра уговора – который наряду с жанрами просьбы, убеждения, обещания, гарантирования и др. является жанром, связанным с ситуациями побуждения (см. схему 1), и предполагает ответное действие адресата (или согласие исполнить это действие) (Ярмаркина,  2001, с. 18). Таким образом, в речевом жанре уговоров говорящий использует ряд речевых формул, суть которых сводится к тому, что адресату следует сделать нечто в интересах этого говорящего (Ярмаркина, 2001, с. 26).

Схема 1. Взаимодействие РЖ «введение в заблуждение» с другими РЖ

«Полимодальность» побудительных речевых жанров, нашедшая отражение в схеме 1, подтверждается в частности и в исследованиях Н.Б. Мечковской, которая в одной из своих работ указывает, что модусы побуждения произвести или не производить какое-либо действие «определяются взаимоотношениями коммуникантов и содержанием побуждения и представляют собой модально-семантический континуум, основные точки которого в общем (не терминологическом) словаре обозначены с помощью слов мольба, просьба, совет, рекомендация, предложение, предписание, требование, приказ…» (Мечковская, с. 233).

Таким образом, с позиций прагматики речевой жанр введения в заблуждение может быть определен как совокупность побудительных речевых актов (побуждение), в ходе которой говорящий, используя систему речевых формул, осознанно (т.е. в соответствии с заранее намеченным планом) или бессознательно стремится убедить слушающего в истинности своих намерений и с этой целью искажает истинное положение вещей, выдавая желаемое за действительное, что находит отражение в характере его речевого и неречевого поведения.

Характеризуя побуждение и отказ «как конечные (стратегические) интенции регулятивного диалога» (Мечковская Н.Б., 2009, с.231-232), Н.Б. Мечковская дает разные характеристики побуждения и с позиций действия (диктума), к которому говорящий побуждает адресата. Для описываемого речевого жанра «введение в заблуждение» наиболее актуальны следующие:

а) «побуждение дать что-либо инициатору или 3-му лицу»;

б) «побуждение произвести действие, физическое или интеллектуально-психологическое, в интересах инициатора или третьих лиц» (Мечковская, с.232).

Первое, на наш взгляд, связано с произведением какого-либо физического действия (например, это может быть передача денег или иных материальных ценностей инициатору разговора или 3-му лицу за какую-либо услугу, которая подробно описывается и согласовывается), а второе направлено на совершение некоего «интеллектуально-психологического» действия, которое должен совершить побуждаемый – например,  поверить в искренность слов «побудителя», согласиться на его условия и т.п.

            2. По мнению Д.В. Аксенова, на неискренность собеседника может указывать ряд его слов, фраз, ответов и особенностей речи, которые, тем не менее, «ни в коем случае не являются однозначными доказательствами этого» (Аксенов // Электронный ресурс).  Эти речевые формулы, по нашему мнению, могут  быть представлены, как минимум, двумя группами:

            1) утвердительными высказываниями – ассерциями, которые в диалогической речи, как правило (Мед, 2009, с. 214), предшествуют отрицательным высказываниям «или входят в общую презумпцию говорящих» (там же), а также обладают способностью «увеличения, «накапливания» передаваемой информации» (Труб, 2009, с. 256), например:

«настойчивое убеждение в собственной искренности, при котором чрезмерно подчеркивается своя честность, указывается на правдивость высказывания, например: "честное слово, я не знаю"; "клянусь здоровьем"; " даю руку на отсечение"; " честное слово, дело было так";

стремление вызвать симпатию, доверие слушающего, чувство жалости, в случае если предшествующие отношения не привели к такому сближению, например: "у меня семья, дети"; " я такой же, как и вы"; "у меня точно такие же проблемы" и др. (Аксенов);

2) отрицательными высказываниями (негациями), которые обладают следующими характеристиками:

- существуют как ответная реакция в диалоге (Мед, 2009, с.215);

- представляют синтаксические модели отрицательных предложений, в которых «связь контекста и речевого акта максимально напряжена» (Арутюнова, Падучева: Цит. по: Мед, 2009, с. 215);

- корректируют некоторую уже имеющуюся информацию (Труб, 2009, с.256) – функция «информационной коррекции» состоит «в сопоставлении исходной темы другой, «правильной» ремы…» (там же), например:

 «увиливание от обсуждения определенных тем, вопросов (когда они затрагивают какие-либо неприятные для человека моменты)», например: я не буду это обсуждать"; "не могу вспомнить"; "я этого не говорил(а)"; " не вижу здесь никакой связи";

«необоснованно пренебрежительный, вызывающий или враждебный тон», провоцирующий собеседника на грубость, напри мер: "я не обязан(а) отвечать на ваши вопросы"; "я не знаю, о чем идет речь"; "я вообще не желаю с вами говорить"; «меня это совсем не интересует»;

 «непродолжительное отрицание или равнодушные, уклончивые ответы на прямые вопросы. Простые повторяющиеся ответы или повторение простого отрицания. Уклонение от использования слов «да» или «нет». Например: "я об этом ничего не знаю"; " вы же сами это говорили"; " я не уверен"вы, несомненно, человек серьезный" (Аксенов).

Таким образом, с прагматической точки зрения, высказывания, направленные на введение в заблуждение собеседника, осуществляются с помощью двух основных видов структур – утвердительных и отрицательных высказываний, характеризуемых авторами серии «Логический анализ языка» как ассерция и негация, причем второе в подобных высказываниях преобладает. Общая тональность подобного общения, как правило, эмоционально не-нейтральная (эмоционально-сниженная или эмоционально-возвышенная).

            К дополнительным признакам неискренности говорящего Д.В. Аксенов относит также некоторые особенности его невербального поведения (Аксенов // Электронный ресурс), выявляемые через анализ его речевых действий:

            - многословие –  отвлечение собеседника несмолкаемым разговором либо многочисленными вопросами, маскировка сути вопроса лишней, не относящейся к делу информацией»

            - особую паузацию фрагментов высказывания – длительные паузы перед ответами; слишком медленные или запутанные ответы»; что может быть как «проявлением нерешительности говорящего, утратой способности отвечать на задаваемые вопросы; так и показателем его нежелания продолжать далее общение в той или иной тональности;

            - разнообразные повторы, используемые как средство и акцентуации наиболее значимых для автора фрагментов высказывания: ответ вопросом на вопрос; повторение задаваемых вопросов вслух или просьбы о пояснении вопроса.

            Проиллюстрируем сказанное на примерах устного диалога.

            Пример 1.

            Объект анализа в первом примере – телефонный разговор, представляющий собой диалог двух лиц – далее А1 и А2.

Смысл данного диалога состоит в том, что А1 уговаривает А2 принять некое решение – использован побудительный речевой жанр уговора.  В речевом жанре уговоров говорящий использует аргументы, суть которых сводится к тому, что адресату следует сделать нечто в интересах этого говорящего[1]. При этом в ходе уговаривания А1 использует несколько иных побудительных речевых актов, в ходе реализации которых актуализируются и чередуются (по мере необходимости) то утвердительные, то отрицательные высказывания:

обещание: «Я думаю, они тебе отдадут всё», «Ну, в общем, они позвонят тому кто …, у кого забирали тот и придет э-, забирать»;

убеждение через оценку ситуации: «Не, ну я говорю вариант э-, такой есть. И просто сидеть ждать тупо и всё, если есть такая у нас возможность и всё то есть», «Либо мы ничего им не даем. И тупо ждём когда, всё возвращается назад», «Ну на самом деле смотри мы, тут всё у нас известно. Что в суд не пойдёт однозначно. Ну нету там перспективы никакой… Я понимаю что ну посудиться в арбитраже можно», «Вот. А-, фактически, он это понимает, и-, ты понимаешь, и я это прекрасно понимаю. Отдавать за что-то чтобы-, я не знаю, чтобы нам мозг не компостировали, вот и всё»;

убеждение через обращение к положительным примерам разрешения похожей ситуации с целью повышения собственного статуса как лица, достойного доверия (рассказ о том, как разрешилась ситуация с неисправным холодильником): «Ну в общем что-то спорили-спорили я говорю: "Всё хорош. Больше не будем мы с вами, - говорю, - спорить"»;

гарантирование: «Я гарантирую что должны, всё прекратить эту всю х***. И-, нам должны сегодня отдать все эти материалы»; «Ну вот, системники и всю эту шляпу»;

побуждение А2 к действию и принятию ответственности на себя: «Короче решать тебе … понимаешь э. Что мы с тобой все обсуждали», «…Ну, решение принимать тебе»; «Поэтому думай».

Таким образом, встраивая в РЖ уговаривания различные побудительные акты, говорящий, формируя общее информационное поле беседы, опирается в основном на ассертивные высказывания, которые, как указывалось ранее, в диалогической речи, как правило, предшествуют отрицательным высказываниям или входят в общую презумпцию говорящих, а также обладают способностью «увеличения, «накапливания» передаваемой информации». Весь диалог ведется А1 от 1 лица, на что указывает использование местоимения 1 лиц ед. числа в процессе речевого акта уговора: Я думаю, я говорю, Я понимаю, я это прекрасно понимаю, Отдавать за что-то чтобы-, я не знаю, говорю, Я гарантирую.

Высказывания типа негаций появляются в речи говорящего в тот момент, когда он, как представляется, исчерпывает весь набор убеждения. Поскольку то, что уговор осуществляется в интересах говорящего (А1), вытекает из примеров отождествления А2 и А1 в речи А1: «И просто сидеть ждать тупо и всё, если есть такая у нас возможность и всё то есть», «Либо мы ничего им не даем. И тупо ждём когда, всё возвращается назад» и др., возникает необходимость в противопоставлении «да- и нет-высказываний» с целью усиления «напряженности диалога» и «информационной коррекции» сказанного ранее, которая реализуется, на наш взгляд, с помощью следующего высказывания: «Либо мы ничего им не даем. И тупо ждём когда, всё возвращается назад», утвердительное продолжение которого легко восстанавливается из контекста: «либо соглашаемся на предложенные условия».

О том, что какие-то третьи лица (или лицо) исполнят то, что обещает и гарантирует А1, как следует из анализа текста фонограммы, А2 узнаёт только со слов А1, причем на конкретный вопрос А2 «Он всё там, переписал?», А1 отвечает: «Да мне без разницы что он сделал, не сделал короче», т.е., по сути, уходит от ответа, который больше всего и волнует А2. А на вопрос А2: «Ты всё разговаривал с ним?» отвечает также неконкретно, переводя акцент с указания единственного субъекта речи (он – «с ним») на некое неопределенное множество «они»: «Да-, там ждут уже всё».

Данные примеры с учетом Я-позиции в процессе речевого акта уговора и убеждения свидетельствуют о том, что говорящий вводит своего собеседника в заблуждение, сознательно внушая ему ложные «верования». На неискренность А1 по отношению к А2 указывают следующие высказывания, содержащие как отрицательные (1), так и положительные высказывания (2), т.е. построенные на игре «да» и «нет» позиций:

(1)

необоснованно пренебрежительный, вызывающий или враждебный тон: А2: «Он всё там, переписал?», А1: «Да мне без разницы что он сделал, не сделал короче»;

отвлечение собеседника несмолкаемым разговором: «Не, ну я говорю вариант э-, такой есть. И просто сидеть ждать тупо и всё, если есть такая у нас возможность и всё то есть», «Либо мы ничего им не даем. И тупо ждём когда, всё возвращается назад», «Ну на самом деле смотри мы, тут всё у нас известно. Что в суд не пойдёт однозначно. Ну нету там перспективы никакой… Я понимаю что ну посудиться в арбитраже можно», «Вот. А-, фактически, он это понимает, и-, ты понимаешь, и я это прекрасно понимаю. Отдавать за что-то чтобы-, я не знаю, чтобы нам мозг не компостировали, вот и всё»;

(2)

уклончивые ответы на прямые вопросы:

А2: «Ты всё разговаривал с ним?» // А1: «Да-, там ждут уже всё»;

 стремление вызвать симпатию, доверие, в случае если предшествующие отношения не привели к сближению, через обещание, убеждение и гарантирование (см. выше);

 маскировка сути вопроса лишней, не относящейся к делу информацией (рассказ о том, как разрешилась ситуация с неисправным холодильником).

Пример 2. Искренность и неискренность собеседников наиболее ярко проявляется при сопоставительном анализе особенностей их речевого поведения.

В примере 2 представлен диалог тех же двух лиц – А2 и А1.

            Диалог начинается с вопроса, который исходит от А2 («Ну что как дальше-то жить будем?». В данном разговоре А2 занимает активную позицию, рассказывая о тех неприятностях, которые с ним произошли, жалуется на то, что бизнес стоит: А2: «Да мне сейчас. У меня как бы, два баланса…У меня  - , учет был. У меня восемь точек же, там же выгрузка б…, там э-э-, к-каждый литр там, каждая колонка, там эти вот все показания. У меня сейчас б… все встало там. У меня там за выходные она сидит там э-, в этот, в понедельник весь до вечера разносит. А сейчас уже третий день мы стоим» и т.д.

            Основной смысл разговора сводится к тому, чтобы снизить размер суммы, которую А2 должен отдать (ср.: «Давайте там что-то там, с суммой-то придумаем б***ь), так как его «вынуждают б***ь, на ваши условия идти блядь», потому что она, по его мнению, слишком велика: М1 «Что б***ь, наркотиками что ли оптом торгую б***ь?».

            Как следует из анализа диалога 2, позиция А1 является выжидательной, суть её представлена в ответе на вопрос А2: «Ну что как дальше-то жить будем?» – А1: «Ну не знаю что делать будем? Что говорить?». В процессе разговора А1 дает равнодушные, уклончивые ответы на прямые вопросы, часто просто имитирует беседу, основу которой вновь составляют отрицательные высказывания,  например: «Угу», «Кх», «Не я просто э-, думал (нрзб.)», «Нет, ты (нрзб.) понимаешь (нрзб.)», «Я (нрзб.) что он там будет делать. Мозги (нрзб.)», «Мне сейчас это да самое», «Ну. Ну (нрзб.)», «Ну, я, видишь» и т.п. Создается впечатление, что у А1 нет четкого плана действий и что этот план рождается у него в процессе разговора, причем он не намерен своим планом делиться с А2 и пытается ввести его в заблуждение относительно тех лиц, на чьи условия вынужден идти А2. Подтверждением этого является тот факт, что в течение разговора А2 несколько раз задает один и тот же интересующий его вопрос о том, кто стоит за всем этим, но так и не получает однозначного ответа.

            Приведем примеры:

                        Ситуация 1.

А1: «Ты возьмёшь заплатишь пятерку <москвичам>. Они с пятерки отдадут этим, сюда»

А2: «О***ой компании да?»

А1: «Ну я не знаю кому там отдадут. Меня это уже не волнует. Вот»

А2: «А кто там курирует, ну, начальник у него?»

А1: «У-, (Д***)»

А2: «(Д***?) Ну они чего через, через него что ли пролоббировали, или здесь через управление?

А1: «…, меня это вообще не интересовало, как что…»

            Ситуация 2.

А2: «Опять же кто там решение принимает? О***ов (Ч**) э-, кто там, как ты           его говоришь?»

А1: «(Д***)»

А2: «(Д***) там или. Может там еще выше»

А1: «(нрзб.)»

            Ситуция 3.

            В ходе беседы лицо, с которым, со слов А1, он ведет переговоры, варьируются и выступает то в виде одного субъекта, то в виде группы субъектов (варьирование форм единственного и множественного числа):

А1: - «Что мы будем делать? Он вот сейчас э, ждёт? Я вчера ему звонил       говорил (что)»

            - «Ну мне просили никому не передавать тебе»

            - «Вот и всё. Вот он мне сказал»

            - «Значит э-, я говорю что вот, ребята, вот они бабки. Но они не у вас.          Они у меня допустим да?»; «Как, вопрос будет разрешен, вы их       получаете»

            - «Да Д*** я понимаю тебя прекрасно. Я не знаю согласятся ли они на-, вот эти сбивания»

            - «Я просто скажу: "Ребята, давайте что-, будем двигаться. В сторону             уменьшения"».

В тексте разговора есть и другие высказывания, свидетельствующие о неискренности А1 по отношению к А2:

уход от обсуждения определенных тем, вопросов (когда они затрагивают какие-либо неприятные для человека моменты), как правило, жизненно важных для спрашивающего:

А2: «Ему как бы-, ты его как, знаешь-то хорошо? Ему можно верить-то          б***ь?

А1: «Не понимаешь, вот в этом случае получается-, если у нас не получается, если у нас не получится с тобой да, то я уже должен буду тебе тогда в этом случае»;

            2) необоснованно пренебрежительный, вызывающий или враждебный тон:  А1: «Ну я не знаю кому там отдадут. Меня это уже не волнует. Вот»,: «Диман, меня это вообще не интересовало, как что…»;

            3) простые повторяющиеся ответы или повторение простого отрицания; уклонение от использования слов «да» или «нет»:

А2: «Или он пусть тогда, вместе встречаемся где-нибудь, чаю попьем, пусть и он объяснит, как это технически-то выглядеть всё будет…»

А1: «Угу»

А2: «У меня опта сейчас нету, одна розница. И то вот не сезон б***ь, (нрзб.) там еле-еле»

А1: «Кх»

А2: «И как бы вот части как-то есть я б***ь, ну, тебе верю а ему не верю…Вот давай»

А1: « Не я просто э-, думал (нрзб.)» и др.

            4) маскировка сути разговора лишней, не относящейся к делу информацией и т.д.

            Таким образом, прагматический анализ текстов диалогов позволяет выявить признаки неискренности и сознательного введения собеседника в заблуждение. На основе выявленных признаков эксперт может более убедительно и аргументировано ответить на следующие вопросы, которые были перед ним поставлены по приведенным в качестве примера спорным фонограммам: Кто является автором передаваемой информации? От имени кого говорящий ведет переговоры? Есть ли в текстах речевые формулы, позволяющие утверждать, что переговоры ведутся от лица конкретного субъекта?

            Проведенный анализ позволяет утверждать следующее:

1) О том, что какие-то третьи лица (или лицо) исполнят то, что обещает и гарантирует М1, из текста фонограмм собеседник узнаёт только со слов М1;

2) во всех трех текстах установленных фонограмм 1, 2 и 3 в речевом поведении М1 присутствуют признаки неискренности и сознательного введения собеседника в заблуждение, в частности относительно того, от чьего имени он ведет с собеседником переговоры;

3) ни в одном из представленных на экспертизу текстов нет однозначного указания на то лицо, от имени которого М1 ведет переговоры с М2.

            Перспективы исследования речевого жанра введения в заблуждение видятся в том, чтобы изучать роль утвердительных и отрицательных высказываний как языковых маркеров неискренности, а также типы и способы их речевой реализации в спорных речевых ситуациях.

Литература

Аксенов Д.В. Речевые построения, выдающие ложь:

Электронный ресурс: код доступа:  http://www.elitarium.ru/2005/08/12/rechevye_postroenija_vydajushhie_lozh.html

Голев Н.Д. Юридический аспект языка в лингвистическом освещении // Юрислингвистика-1: Проблемы и перспективы. Барнаул, 1999.

Логический анализ языка. Ассерция и негация /отв.ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2009.

Мед Н.Г. Экспрессивное отрицание в диалоге (на материале испанской и португальской разговорной речи // Логический анализ языка. Ассерция и негация /отв.ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2009.

Мечковская Н.Б. Отказ: что определяет диктум и модус в отрицательных реакциях на побуждение //Логический анализ языка. Ассерция и негация /отв.ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2009.

Мыркин В.Я.Речь – язык – контекст – смысл. Архангельск, 1994.

Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект, М., 2005.

Труб В.М. Отрицание как негативная оценка истинности // Логический анализ языка. Ассерция и негация /отв.ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2009.

Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 193 – 230.

Ярмаркина Г.М. Обыденная риторика: просьба, приказ, предположение, убеждение, уговоры и способы их выражения в русской разговорной речи. Саратов, 2001.