К вопросу о разграничении утверждений о фактах и оценочных суждений

в лингвистической экспертизе

Статья посвящена рассмотрению проблемы разграничения утверждений о факте и оценочных суждений, возникшей в экспертной практике по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации.

К указанной проблеме неоднократно обращались исследователи, занимающиеся в области юрислингвистики. Однако внимание их было обращено прежде всего на создание конкретной методики разграничения утверждений о факте и оценочных суждений, в необходимости которой до сих пор остро нуждается судебная экспертная практика. В юрислингвистике возникла потребность в работах, которые были бы посвящены осмыслению стоящей перед экспертом задачи и сложившихся подходов к ее решению. В русле работ последнего типа выполнена настоящая статья.

Новизна работы заключается в том, что, во-первых, рассмотрена юридическая оппозиция утверждения о факте и оценочного суждения, мнения, предположения в сопоставлении с лингвистической оппозицией дескриптивной и оценочной информации в аспекте «описательное / предписательное», «факт / решение», во-вторых, предпринята попытка выделить методологические основания подхода к разграничению утверждений о факте и оценочных суждений, сложившегося в экспертной практике по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации, а также раскрыть причины его неудовлетворительности.

В юридической сфере смоделирована ситуация, которая подвергается правовому регулированию. Статьей 152 ГК РФ запрещается распространение сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию лица. Лицо, в отношении которого были распространены порочащие сведения, имеет право на их опровержение. Порочащими считаются сведения, содержащие информацию о нарушении лицом действующего законодательства, моральных норм, норм деловой этики. Причем сведения должны быть выражены в форме утверждения о факте и не должны соответствовать действительности. Если в отношении лица в форме утверждения о факте распространена информация о нарушении им указанных норм, которая соответствует действительности, то такая информация не считается порочащей честь, достоинство и деловую репутацию данного лица. Соответственно эта ситуация не запрещается законом. Также разрешается, с точки зрения закона, распространять негативную информацию о лице в форме оценок, мнений, предположений. Такая информация не подлежит опровержению.

Рассмотренная модель, которая включает ряд могущих быть в реальности и не должных быть, с точки зрения законодательства, ситуаций, обладает не описательным (дескриптивным), а предписательным свойством. Если соотносить сложившуюся в юридической сфере модель с действительностью, с фактами, то можно увидеть ее ограниченность, которая проявляется в том, что вне этой модели остается целый ряд противоречащих ей высказываний. Так, с лингвистической точки зрения, очевидно, что порочить может информация, выраженная не только в форме утверждения о факте, но и форме мнения, предположения, а также информация, соответствующая и не соответствующая действительности. Другими словами, в юридической сфере рассмотренная модель ситуаций значима вовсе не в дескриптивном своем качестве, хотя она не лишена связи с действительностью, не оторвана от конкретных фактов. Как отмечает К.И. Бринев, целью подобных моделей в юридической сфере «не является дескриптивное описание какого-то явления (экстремизм, оскорбление и т.п.), но конвенция (=решение) о линиях поведения относительно каких-либо фактов» [2].

Сложившаяся в результате юридического осмысления понятия порочащих сведений оппозиция таких форм выражения информации о лице, как утверждение о факте, с одной стороны, и оценочное суждение, мнение, убеждение, с другой стороны, не может быть рассмотрена в дескриптивном аспекте. Она не отражает существующего в действительности противопоставления высказываний, однако может быть соотнесена с лингвистическими теориями, в которых на разных уровнях языка (на уровне лексемы, высказывания, текста) описывается соотношение дескриптивной и оценочной информации (субъективной и объективной). Так, в работах Д.Н. Шмелева неоднократно отмечалось, что в значении ряда слов наряду с предметно-логическим компонентом присутствует эмоционально-оценочный компонент (см., например, [3, с. 245-247]). В качестве примера теории, описывающей указанное соотношение на уровне высказывания, укажем на работы Н.Д. Арутюновой, в которых говорится о том, что языку присуще фундаментальное противопоставление оценочных значений дескриптивным [4, с.182]. Различие оценочных значений и дескриптивных заключается в том, что дескриптивные значения фиксируют отношение высказывания к действительному миру, а оценочные характеризуют связь между действительным миром и его идеализированной моделью [там же]. Согласно теории И.Р. Гальперина, в тексте отражается три вида информации: содержательно-фактуальная (содержит сообщение о фактах, событиях, процессах, имеющих место быть в действительности), содержательно-концептуальная (отражает индивидуально-авторское понимание отношений между явлениями действительности, понимание причинно-следственных связей между этими явлениями) и содержательно-подтекстовая (скрытая невербализованная информация в тексте) [5]. Г.В. Колшанский указывает на то, что в философии и лингвистике издавна существовал спор о природе информации, которая передается в языковых формах: «является эта информация продуктом познавательной деятельности человека … или продуктом лишь «самовыражения субъекта», т.е. чисто индивидуальных переживаний человека» [6, с.3].

Как видим, в лингвистических работах представлена оппозиция дескриптивной и оценочной информации, однако она значима в описательном аспекте. Следует заметить, что в теоретической лингвистике, в отличие от юридической сферы, вопрос о строгом разграничении этих двух видов информации в единицах языка разных уровней не ставится. Наоборот, лингвистами, как правило, подчеркивается то, что «в естественном языке два аспекта – дескриптивный и оценочный – обычно совмещаются, образуя как бы сращение, «амальгаму» двух структур, которые накладываются друг на друга» [7, с.393].

О.Н. Матвеева в диссертационном исследовании пишет о том, что «лингвистические категории события и оценки … трансформируются в принципиально важные для юриспруденции категории факта и мнения, от различения которых зависит квалификация тех или иных высказываний как соответствующих / не соответствующих действительности» [8, с. 93-94]. Лингвистическая оппозиция события и оценки, другими словами, юридизируется, т.е. становится значимой в правовом отношении. Очевидно, что процесс юридизации языковых явлений имеет место в действительности, и в работах Н.Д. Голева подробно рассмотрены механизмы данного процесса. Однако лингвистическую оппозицию «событие – оценка» с трудом можно рассматривать как основание (как то, что послужило толчком, поводом возникновения) юридически значимого противопоставления утверждения о факте и оценочного суждения, мнения, убеждения. Данное противопоставление сложилось и оформилось уже в собственно юридической сфере. Во-первых, оппозиция утверждения о факте и оценочного суждения, мнения, убеждения возникает в результате противопоставления высказываний, которые могут быть проверены на соответствие действительности (утверждения о факте), и высказываний, которые не могут быть проверены на соответствие действительности (оценочное суждение, мнение, убеждение). Первые, согласно статье 152 ГК РФ, подлежат опровержению, вторые – нет; проверяемые на соответствие действительности высказывания могут порочить честь, достоинство и деловую репутацию лица, соответственно, высказывания, не проверяемые на соответствие действительности, нет. Во-вторых, оппозиция складывается в результате того, что действие статьи 152 ГК РФ ограничивается действием других законов, в частности, статьей 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьей 29 Конституции Российской Федерации, а также Законом о средствах массовой информации. Согласно данным нормативным актам, каждому гражданину гарантируется право на свободу мысли и слова, а также на свободу массовой информации. В связи с этим суд не в праве требовать доказательства истинности тех высказываний, которые имеют форму оценочных суждений, мнений, убеждений.

Таким образом, рассмотренные в лингвистике и юридической сфере оппозиции формально соотносятся друг с другом, но содержательно имеют различную природу. В отличие от лингвистической, юридически значимая оппозиция, утверждения о факте и оценочного суждения, мнения, убеждения не описывает существующего в естественном языке положения дел. Она сложилась в рамках модели правового регулирования определенных ситуаций действительности. Рассмотренное различие лингвистически и юридически значимых оппозиций, на наш взгляд, объясняет трудности квалификации конкретных высказываний как утверждений о факте, оценочных суждений, мнений, убеждений, которые (имеется в виду трудности) возникают перед лингвистом, выполняющим экспертное исследование спорного речевого произведения.

На различие оппозиции «фактуальное / оценочное», «субъективное / объективное» в лингвистике и юридической сфере указывает Г.С. Иваненко [9]. Для исследователя разница интерпретации указанной оппозиции лингвистами и юристами заключается в том, что в естественном языке и лингвистике, его описывающей, фактуальное и оценочное, субъективное и объективное неразрывно связаны в языковых единицах разных уровней. В подтверждение своей мысли Г.С. Иваненко приводит высказывание Ш. Балли: «не бывает ни абсолютно рассудочных, ни абсолютно эмоциональных речевых фактов … значение имеет только пропорция, в которой они представлены». В юридической же сфере эти два явления отграничены друг от друга, противопоставлены друг другу. Требование правовой системы к лингвистической экспертизе, заключающееся в необходимости строгой дифференциации фактуального и оценочного, субъективного и объективного, порождает междисциплинарный конфликт, в основе которого, по мнению исследователя, лежит различная интерпретация рассматриваемой оппозиции лингвистами и юристами. С нашей позиции, взгляд на проблему, согласно которому юристы и лингвисты рассматривают одну и ту же оппозицию с разных точек зрения, не является в некотором смысле правильным. При таком подходе юридическое понимание оппозиции «фактуальное / оценочное» рассматривается в том же аспекте (а именно в дескриптивном, описательном), что и собственно лингвистическое понимание. Это выражается в том, что лингвисты очень часто критикуют юридически значимую оппозицию с жестко противопоставленными друг другу компонентами, обвиняя ее в схематичности, неполноте, говоря о множестве переходных случаев. В действительности, полагаем, оппозиция фактуального и оценочного, субъективного и объективного в лингвистике и юридической сфере осмысливается в разных аспектах: а именно, в аспекте «описательное / предписательное», «факт / решение».

Таким образом, описанное различие оппозиции «фактуальное / оценочное», «субъективное / объективное» в лингвистике и юридической сфере говорит о том, что задача, стоящая перед лингвистом-экспертом (В какой форме выражена негативная информация о лице: в форме утверждения о факте, оценочного суждения, мнения, предположения?), вовсе не очевидна для него, но порождает множество трудностей, связанных с ее решением.

На сегодняшний день в экспертной практике в рамках дел о защите чести, достоинства и деловой репутации сложился определенный подход к решению поставленной судом задачи. На наш взгляд, данный подход, несмотря на его распространенность и признанность среди лингвистов-экспертов, не может быть признан абсолютно удовлетворительным.

С точки указанного подхода, лингвист-эксперт должен квалифицировать высказывание, ставшее предметом судебного спора, как утверждение о факте, оценочное суждение, мнение или предположение. Другими словами, в экспертном заключении он должен ответить на вопрос, можно ли считать конкретное высказывание утверждением о факте, оценочным суждением, мнением или предположением. Все дело в том, что указанные формы распространения сведений о лице в Постановлении Пленума Верховного Суда не определяются, не используются данные формы, как уже было сказано, в лингвистической науке для обозначения высказываний. Чтобы подвести определенное высказывание под ту или иную форму, указанную в Постановлении Пленума Верховного Суда, лингвисту необходимо иметь языковые признаки данных форм. Однако определение языковых признаков составляет главную проблему, которую стараются решить представители данного подхода. На примере утверждения о факте видно, что единого мнения о том, какими же признаками должна обладать данная форма, в юрислингвистической литературе нет. Одни лингвисты наполняют данное понятие логико-лингвистическим содержанием (эксперты ГЛЭДИС), другие, как например А.Н. Баранов, С.В. Доронина, используют для этих целей прагматические и семантические лингвистические теории (а именно, теорию речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля, теорию Ш. Балли о разграничении модуса и диктума и др.). Для третьих, как свидетельствуют примеры конкретных экспертных заключений, вообще нет четкого понимания того, какими языковыми признаками должны обладать утверждения о факте; фактически ими используется один признак – грамматическая форма повествовательного предложения.

Трудность, с которой сталкиваются представители данного подхода, заключается в следующем: можно ли считать конкретное высказывание, содержащее негативную информацию о лице, утверждением о факте (или, скажем, оценочным суждением, мнением, предположением). Так или иначе экспертам приходится решать, достаточно ли выделенных в конкретном высказывании языковых признаков для квалификации его как высказывания, относящегося к той или иной указанной в Постановлении … форме, или не достаточно. В лингвоэкспертной практике возникают ситуации, когда то или иное высказывание в принципе невозможно квалифицировать однозначно. К таковым высказываниям следует отнести высказывания, грамматически оформленные как повествовательные предложения, но содержащие фразеологизмы, метафоры и другие слова с эмоционально-экспрессивными компонентами значения, а также высказывания о будущих событиях, высказывания о намерениях другого лица и т.д. В таком случае лингвист-эксперт, оставаясь верным своему подходу, принимает решение и относит спорное высказывание, скажем, к утверждениям о факте, обосновывая свое решение определенным набором выделенных в данном высказывании признаков. Отметим, что, сколько бы признаков, подтверждающих квалификацию эксперта, не было выделено в высказывании, достаточно одного отрицательного признака, чтобы опровергнуть сделанный вывод или, по крайней мере, поставить его под сомнение. Аналогию можно привести из лингвистической науки, где ряд проблемных вопросов может быть снят простым принятием решения. Так, в морфологии проблемным считается вопрос о частеречной принадлежности такого слова, как «один». Семантически данное слово традиционно относят к количественным числительным, однако морфологические и синтагматические признаки (данное слово изменяется по родам, числам и падежам, согласуется в роде, числе и падеже с существительными) ставят под сомнение правомерность отнесения его к числительным; указанные признаки сближают слово «один» с прилагательными. Однако вопрос о частеречной принадлежности хоть и возникает в лингвистике (не только по отношению к слову «один», но и к таким словам, как «рад», «горазд» и многим другим), но не имеет большой познавательной ценности, поскольку он не направлен на установление нового знания об определенной группе слов. Та же ситуация в лингвоэкспертной практике: квалификация спорных высказываний, представляющая собой принятое экспертом решение об отнесении спорного высказывания к одной из указанных в Постановлении Пленума Верховного Суда форм, не выражает как таковой информации о самом высказывании, о его признаках и свойствах.

Выделив методологические основы описанного подхода, перейдем к рассмотрению того, каким образом данный подход применяется в практике судебных лингвистических экспертиз по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации.

Специальный анализ экспертных заключений в [10] показал, что в исследовательской части эксперты ограничиваются лишь квалификацией конкретных высказываний как утверждений о факте или, скажем, оценочных суждений. При этом они не дают развернутого объяснения тому, почему данное высказывание квалифицировано определенным образом, какие выделенные признаки высказывания послужили основанием для его лингвоэкспертной квалификации.

Выводы лингвистов-экспертов, как правило, имеют следующий вид: «Грамматическая форма повествовательного предложения и отсутствие модальных слов и конструкций указывают на то, что данное высказывание представляет собой утверждение о факте (или Грамматическая форма повествовательного предложения и отсутствие модальных слов позволяют отнести данное высказывание к утверждениям о факте)». Как видим, выводы подаются как однозначные, не допускающие неоднозначного рассмотрения того или иного высказывания. К тому же они представляются в экспертных заключениях и как безусловные (в противоположность условным выводам): произведенная экспертом квалификация считается истинной при любых условиях.

На примере экспертного заключения (см. [11]) покажем, что при таком подходе в большинстве случаев возможно найти такие языковые признаки исследуемого высказывания, которые будут противоречить той квалификации, которая представляется в экспертном выводе как исчерпывающая, однозначная.

Перед экспертной комиссией были поставлены традиционные для данной категории дел вопросы. Экспертами было установлено, что негативная информация о генеральном директоре и руководстве предприятия в целом содержится в предложенных для исследования публикациях. Далее в текстах публикаций были выделены конкретные высказывания, в которых содержится данная информация. Для каждого такого высказывания сначала эксплицировалась негативная информация, а затем решался вопрос о том, в какой форме она выражена: в форме утверждения, мнения или предположения.

Высказывание «Руководство ОАО «Восток» во главе с гендиректором А.А. Иваненко целенаправленно ведет предприятие к гибели» квалифицировано экспертами как утверждение, в котором содержится информация о том, что руководство компании ведет ее к ликвидации. Объяснение тому, почему данное высказывание было квалифицировано соответствующим образом, в исследовательской части экспертного заключения не приводится. Нужно думать, что высказывание «Руководство ОАО «Восток» во главе с гендиректором А.А. Иваненко целенаправленно ведет предприятие к гибели» квалифицировано как утверждение на том основании, что, во-первых, в нем отображается связь предмета и его признаков, во-вторых, высказывание имеет грамматическую форму повествовательного невосклицательного предложения; в-третьих, в высказывании не содержится оценочных слов и конструкций (кроме, выражения с экспрессивной коннотацией «вести к гибели», которое, по мнению экспертов, «усиливает семантический компонент идеи близкого финансового краха компании», но при этом не влияет на информационную природу высказывания в целом), не содержится слов и конструкций, указывающих на источник мнения (по-моему, я считаю и т.д.), слов и конструкций, подчеркивающих уверенность \ неуверенность говорящего. Заметим, признаки утверждений, а также оценочных суждений, мнений, предположений выделены экспертами ГЛЭДИС не на основе исследования высказываний каждого типа, а на основе логического допущения о том, что высказывания, употребленные в форме утверждения, оценочного суждения, мнения или предположения, должны именно этими признаками обладать. В лингвистике нет специальных работ, направленных на изучение прагматических, семантических, грамматических свойств высказываний, с помощью которых говорящий в одних случаях передает информацию об объективной действительности, в других случаях эксплицирует информацию о различных состояниях своей ментальной сферы. Достаточно ли перечисленных признаков для квалификации высказывания как утверждения в данном экспертном заключении? Ответ на поставленный вопрос может быть получен только путем принятия экспертом решения о соответствующей квалификации, поскольку указанные в определениях понятий признаки утверждения выводятся из логического допущения о необходимости именно таких признаков для данной формы. Соответственно, количество признаков, их иерархия по степени важности не имеют четких границ. Достаточно одного признака, противоречащего произведенной квалификации высказывания, чтобы вывод эксперта поставить под сомнение.

Экспертами не было обращено внимание на то, что исследуемое высказывание находится в составе сложного синтаксического целого, причем является первым высказыванием, в котором «задается» тема всего фрагмента. В последующих двух высказываниях («С 2001 года хозяева уводят прибыль и официально показывают ее в 10 раз ниже фактически полученной — 3,8 млн. рублей (хотя при тех же объемах производства и сохранившихся льготах она составляла в 2000 году свыше 54 млн. рублей). Ежегодно уменьшаются поступления в бюджет») содержится информация фактического характера, подтверждающая справедливость того, о чем говорится в первом высказывании. Другими словами, в последующих двух высказываниях содержится эксплицированное, вербализованное основание оценки, выраженной в первом высказывании. В исследованиях по логике отмечается, что оценка включает в себя следующие компоненты: субъект оценки, объект, основание оценки (см. например, [12]). Эти компоненты обязательны для выражения оценки, но не обязательно могут быть эксплицированы в высказывании. Необходимость экспликации основания оценки определяется коммуникативной целью говорящего: вербализованное основание делает оценку в глазах читателя, слушателя справедливой, правильной. В качестве основания оценки, как правило, могут использоваться факты.

Чтобы убедиться в том, что в высказывании «Руководство ОАО «Восток» во главе с гендиректором А.А. Иваненко целенаправленно ведет предприятие к гибели» выражена негативная оценочная информация, трансформируем высказывание таким образом, чтобы оно содержало положительную оценочную информацию: «Руководство ОАО «Восток» во главе с гендиректором А.А. Иваненко целенаправленно ведет предприятие к благополучию». Как видим, в обоих высказываниях присутствует невербализованный оценочный компонент: «и это плохо» (в исходном высказывании), «и это хорошо» (в трансформированном высказывании).

Таким образом, выделенный признак данного высказывания (наличие оценочной информации, которая вычленяется в результате соотнесения высказывания с другими высказываниями, а также в результате трансформации высказывания) противоречит тем признакам, на которых основывали свою квалификацию лингвисты-эксперты, и, соответственно, ставит под сомнение вывод экспертного заключения.

Рассмотрим еще одно высказывание («...Бетхольд стал заниматься исключительно саморекламой в средствах массовой информации»), квалифицированное экспертом как утверждение (Цена слова, экспертиза № 27). Основанием квалификации данного высказывания как утверждения послужили следующие признаки, взятые экспертом из логического допущения о том, что утверждение должно обладать именно таким набором признаков: утвердительная форма высказывания, грамматическая форма повествовательного предложения, отсутствие модальных и оценочных слов, отсутствие других атрибутов неутвердительного высказывания. Оценив данное высказывание на предмет наличия в нем выделенных для утверждения признаков, эксперт принял решение о соответствующей квалификации. Несложно убедиться в том, что для высказывания действительно характерны перечисленные признаки. Однако экспертное заключение в таком случае с трудом можно назвать собственно исследованием, поскольку отнесение высказывания к утверждению не прибавляет информации о том, какими реальными свойствами обладает рассматриваемое высказывание. Для вычленения таких реальных свойств высказывания необходимо наблюдение над его семантикой, над значением его компонентов, а также экспериментирование путем трансформации высказывания, путем замены отдельных слов и словосочетаний, употребления их в других контекстах.

Обращают на себя внимание слова «исключительно» и «самореклама», которые определяют информационную природу высказывания. Частица «исключительно» означает «лишь, только, единственно». Переформулируем высказывание, заменив выражение «самореклама в средствах массовой информации» более нейтральным выражением «преподавание русского языка»: «Бетхольд стал заниматься исключительно преподаванием русского языка». В данном высказывании говорится о том, что Бетхольд стал заниматься только данным видом деятельности. Как видим, в нем представлена информация о мире, которая может быть истинной или ложной. Таким образом, в высказываниях с частицей «исключительно» может выражаться фактическая информация.

Слово «самореклама» означает «рекламирование, восхваление самого себя». Высказывание «Бетхольд стал заниматься исключительно рекламированием, восхвалением самого себя в средствах массовой информации» в контексте газетной статьи означает примерно следующее: Бетхольд вместо того, чтобы выполнять свои служебные обязанности, стал заниматься только рекламированием, восхвалением самого себя в средствах массовой информации, и ничем больше. Данный смысл был эксплицирован экспертом при ответе на вопрос о том, содержится ли в высказываниях информация негативного характера. Выделенная информация имеет не только негативный характер, но и оценочную природу. Таким образом, в высказывании («...Бетхольд стал заниматься исключительно саморекламой в средствах массовой информации») в утвердительной форме выражена субъективная информация о деятельности Бетхольда.

Итак, стоящая перед лингвистом-экспертом задача, требующая разграничения утверждений о факте и оценочных суждений, мнений, предположений, вовсе не очевидна для него, но влечет за собой множество трудностей. Сложившийся в экспертной практике подход, заключающийся в необходимости квалифицировать высказывание, ставшее предметом судебного спора, как утверждение о факте, оценочное суждение, мнение или предположение, нельзя признать удовлетворительным. Слабость данного подхода, на наш взгляд, проявляется, во-первых, в том, что закономерно возникшая проблема определения языковых признаков указанных в Постановлении Пленума Верховного Суда форм не может быть до конца решена, во-вторых, в том, что эксперт, квалифицирующий спорное высказывание, вместо того, чтобы устанавливать факты, принимает решение об отнесении этого высказывания, скажем, к утверждениям о факте или оценочным суждениям. Произведенная экспертом квалификация, основывающаяся на признаках, взятых из логического допущения о том, что указанные в Постановлении Пленума Верховного Суда формы именно этими признаками и должны обладать, являющаяся результатом экспертного исследования, на самом деле не раскрывает реальных свойств рассматриваемого высказывания. На каком бы количестве признаков квалификация не основывалась, она всегда может быть подвергнута сомнению, если будет найден противоречащий квалификации признак спорного высказывания.

Библиографический список

1. Бринев, К.И. Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза: Монография [Текст] / К.И. Бринев / Под ред. Н.Д. Голева. - Барнаул : АлтГПА, 2009. – 252 с.

2. Бринев, К.И. Методологические проблемы лингвистической экспертизы: определение сущности экстремизма / определение понятия «социальная группа». [Электронный ресурс] / К.И. Бринев // Библиотека сайта «Сибирская ассоциация лингвистов-экспертов». Режим доступа: http://siberia-expert.com/publ/3-1-0-96

3. Шмелев, Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики [Текст] / Д.Н. Шмелев. – М. : Издательство «Наука», 1973. – 280с.

4. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека. – 2-е изд., испр. [Текст] / Н.Д. Арутюнова. – М. : «Языки русской культуры», 1999, - I-XV, 896с.

5. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования [Текст] / И.Р. Гальперин. - М.: Изд-во «Наука», 1981. – 139с.

6. Колшанский, Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке [Текст] / Г.В. Колшанский. – М. : Издательство «Наука», 1975. – 232с.

7. Вольф, Е.М. Функциональная семантика оценки. – Изд. 2-е, доп. [Текст] / Е.М. Вольф. – М. : Едиториал УРСС, 2002. – 280с.

8. Матвеева, О.Н. Функционирование конфликтных текстов в  правовой сфере и особенности его лингвистического изучения (на материале текстов, вовлеченных в юридическую практику) [Текст] : дис ... канд. филол. наук / О.Н. Матвеева. – Барнаул, 2004. – 282с.

9. Иваненко, Г.С. Лингвистическая экспертиза в процессах по защите чести, достоинства, деловой репутации [Текст] / Г.С. Иваненко. – Челябинск : Изд-во ООО «Полиграф-Мастер», 2006. – 228с.

10. Цена слова: Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации / Под ред. проф. М.В. Горбаневского — 3-е изд., испр. и доп. [Текст] — М.: Галерия, 2002. — 424 с.

11. Памятка по вопросам назначения судебной лингвистической экспертизы: Для судей, следователей, дознавателей, прокуроров, экспертов, адвокатов и юрисконсультов/ Под ред. проф. М.В. Горбаневского [Текст] – М.: Медея, 2004 г. — 104 с.

12. Ивин, А. А., Никифоров, А. Л. Словарь по логике [Текст] / А.А. Ивин, А.Л. Никифоров. – М.: Туманит, изд. центр ВЛАДОС, 1997. - 384 с.