Т.В. Чернышова

Алтайский  государственный университет, г. Барнаул

Конфликтное функционирование медиатекстов: реализации инвективной функции языка в условиях публичного общения

(статья опубликована в сборнике: «Медиатекст как полиинтенциональная система»: сб. статей / отв. ред. Л.Р. Дускаева, Н.С. Цветова. СПб.: С.-Петерб. ун-т, 2012. С. 104-111)

Речевой конфликт в сфере медиакоммуникации (спорный текст, или информационный спор) определяется исследователями как «состояние противоборства двух сторон (участников конфликта), в процессе которого каждая из сторон сознательно и активно действует в ущерб противоположной стороне, эксплицируя свои действия вербальными и прагматическими средствами» [Третьякова, 2004, с. 112]. Попадая в сферу судебного разбирательства, такой спорный медиатекст оказывается «на стыке языка и права» и рассматривается, с одной стороны, как продукт речемыслительной деятельности человека, построенный по законам и с соблюдением правил и норм того или иного языка, призванный формировать общественное мнение через информирование и воздействие, а с другой стороны, как речевое правонарушение, квалифицируемое судебными органами либо как покушение на честь, достоинство и деловую репутацию  лица (ст.ст. 151, 152 ГК РФ), либо как клевета (ст.ст. 129, 298 УК  РФ); либо как обвинение в возбуждении расовой, религиозной, национальной и социальной ненависти и вражды (ст.ст. 280, 282 УК РФ); либо как информация, содержащая ненадлежащую, недобросовестную, скрытую рекламу и т.п.

В данной статье остановимся на типичных языко-стилевых признаках медиатекста, которые служат поводом для рассмотрения текста как речевого правонарушения.

Каждый медиатекст, функционирующий в сфере массовой коммуникации, обладает своим набором дискурсивных признаков, сформировавшихся в течение длительного времени и представляющих собой своеобразный эталон того или иного вида медиаречи. Для газетной коммуникации, на которую в большей мере, чем на устную, распространяются правила и законы письменной речи, характерны следующие признаки:

1)                      реализация информационной и воздействующей функций как базовых для сферы массовой коммуникации;

2)                      тематическая избирательность (тексты посвящены важным общественным, социальным проблемам региона) и социальная оценочность, определяемые выраженностью авторской позиции;

3)                      наличие структурной и композиционной организации, облегчающей восприятие информации, предназначенной для широкой аудитории;

4)                      ориентация в выборе языковых средств на определенную читательскую аудиторию; наличие значительного числа разговорных конструкций, а также слов и выражений;

5)                      использование разнообразной лексики и стилистических приемов, ориентированных на воздействие и убеждение;

6)                      избегание просторечно-бранной, сниженной лексики и фразеологии, находящейся за пределами литературного языка; и др.

Все эти признаки между собой тесно связаны, поскольку являются стилеобразующими, и нарушение какого-либо из них способно привести к разрыву стилевой «ткани» газетного текста и возникновению речевого конфликта. Приведем некоторые примеры.

Возможность свободно выражать свои мысли, чувства и мнения, а также возросший интерес к личностному началу в сфере публичной коммуникации позволили исследователям говорить о существовании особой функции языка – инвективной как одной из его естественных функций, которая неразрывно связана с возможностью творческого использования слова, однако в условиях «кризиса речевой коммуникации», который часто оценивается как «кризис человека», инвективная функция языка в сфере медиакоммуникации (в частности – в газетной речи) часто используется как мощное оружие унижения чести и достоинства личности, обмана в различных целях, неадекватной агрессии (хулиганства) и т.п. – особенно в тех случаях, когда она подменяет воздействующе-информационную функцию. Инвективная функция непосредственно связана с оценочными высказываниями, и именно повышенная оценочность газетных текстов часто приводит к развертыванию речевого конфликта.

Здесь возможны три варианта развертывания конфликтного сценария.

                1. Первый связан с понятием социальной оценочности как оценочности конструктивной [Чернышова, 2011], которая характеризуется как ведущий фактор, определяющий содержание, стиль политической коммуникации, журналистских и публицистических произведений. Поскольку оценочность в обыденном сознании тесно связано с критическим осмыслением действительности, то критическое высказывание, даже если оно справедливое, часто приводит к возникновению и развитию речевого конфликта – еще большую актуальность это приобретает в текстах СМИ, где оценочное высказывание воспринимается не как частное, субъективное мнение, а как мнение, социально одобренное, устоявшееся – как некое общественное мнение, способное повлиять на судьбу человека и оттого особенно болезненно воспринимаемое.

                Так, в газете «Свободный курс» от 14.10.2009г. представлено интервью с Н., которое вызвало негативную реакцию Правового департамента Администрации Алтайского края. Руководитель департамента обратился в Ассоциацию лингвистов-экспертов «Лексис» с просьбой «оценить высказывания Н. о состоянии представительной власти края с точки зрения возможности трактовки его как  унижающего чести и достоинства Губернатора Алтайского края». Проведенный анализ интервью показал, что Н. высказывает собственное мнение в ответ на вопрос журналиста: «Как вы оцениваете нынешнее состояние представительной власти края?». Очевидно, что эта оценка носит негативный характер, в частности отрицательно оценивается то, что:

                1) законодательный орган стал приложением администрации края – по мнению Н., если представительный орган ходит на цыпочках за спиной исполнительной власти – это плохо… Другого пути контролировать власть, кроме как через представительный орган, у населения нет…;

                2) по мнению Н., губернатора это устраивает: Александр Богданович и добивался того, чтобы законодательный орган стал приложением администрации края. Данное мнение опирается на высказывание в форме утверждения о том, что губернатор открыто говорил в адрес депутатов: «Вы себе полномочий набрали, узурпировали власть в крае». Таким образом, в данном тексте нет негативной оценки личностных и деловых качеств губернатора Алтайского края; высказанные мнения касаются лишь положения состояния представительной власти в крае и отношения к этому положению губернатора. Предложенные для анализа высказывания выражены в «приличной» форме, допустимой в публичной сфере (т.е. не выходят за пределы литературного языка). Очевидно, что оценочность данного текста следует оценить как социальную.

                2. Основу развертывания второго варианта конфликтного сценария  составляет «деструктивная  оценочность», которую мы предлагаем определить как псевдосоциальную. «Деструктивная оценочность» газетных текстов актуализируется тогда, когда автор сознательно уходит от позиции социальной оценки и заменяет ее узкопрофессиональными, корпоративными, групповыми интересами, носящими подчас заказной характер, выдаваемыми в тексте за интересы общества в целом. Стратегия «деструктивной оценочности» не предполагает диалога с читателем, чаще всего позиция автора – это монолог, нередко обладающий признаками агрессии. Авторские суждения выражены в форме утверждения, вопросы, если они и присутствуют, часто носят риторический характер. Деструктивная оценочность публицистических текстов строится на пересечении следующих составляющих:

                а) полном или частичном отсутствии аргументативной базы и системы фактов, характеризующих социально значимое событие;

                б) концентрации внимания читателя на отрицательных сторонах личности и деятельности субъекта речи через систему эмоционально-оценочных вербальных и невербальных средств, в основном, инвективной направленности.

                Текст, содержащий деструктивную оценочность, опирается, как правило, на систему характеристик главного героя публикации, задача которых – целенаправленное снижение его образа как человека (а не как официального лица).

                Так, в статье «Блеф», опубликованной в газете «Московский комсомолец на Алтае» 14-21 сентября 2011г., представлена информация о бывшем главе администрации одного из районов г. Барнаула – Л. Для создания негативного образа используются разнообразные средства и способы:

                - фактологическая информация со ссылкой на неавторизованный источник, содержащая подробности ее личной жизни: «некоторым показалось, что даже сейчас, оставшись не у дел, она продолжает пользоваться услугами служебного автопарка … райадминистрации»;

                - утверждение о фактах, не имеющих отношение к профессиональной деятельности Л.: «Есть и другие случаи использования Л. былого административного ресурса – она и ее близкие до сих пор пользуются VIP-палатами трансмашевской больницы едва ли не как своей собственностью»;

«В качестве примера мы могли бы назвать недавнее приобретение Л. недвижимости в Чехии, которую экс-чиновница оформила на дочь»;

                - акцентирование внимания на особенностях ее характера и темперамента – причем не всегда понятно, почему они подаются как негативные: «Во время этих застолий (неформальных дружеских фуршетов) она демонстрирует блистательные ораторские способности, позволяющие ей играть роль тамады праздничных мероприятий. Что она успешно и выполняет»;

                - оценочная информация, приписывающая Л. негативные мысли и чувства: «Даже после своей скоропалительной отставки бывшая глава Октябрьского района Л. не может обрести желанного покоя. Правда, ее сегодняшняя гиперактивность носит своеобразный характер»; «отставная чиновница по-прежнему демонстративно позиционирует себя как человека с большим будущим и светлыми горизонтами»; «Видимо, таким образом она более чем прозрачно пытается намекать своим собеседникам, что все те, кто ее сегодня игнорируют, завтра об этом горько пожалеют»; «Цель может быть более глубинной – пустить окружающим пыль в глаза…Впрочем, бывшая чиновница знает, где надо надувать щеки от важности, а где нет».

   3. Наконец, третий вариант развертывания речевого конфликта, являясь по содержанию социально-оценочным, по форме предстает как нарочито сниженный, аффективный, просторечно-бранный. Так, цель статьи «Юридический геморрой», опубликованной в независимой оппозиционной общественно-политической газете «Риск транзит» Республики Тыва (№ 29 от 4 августа 2009г.), – вызвать негативную реакцию читателя путем создания образов крайне отрицательных персонажей (в данном случае это Федеральный центр – федералы, местные редакторы газет и правительственные СМИ сплошь русской национальности, местные государственные мужи и глава, который всё схавает). Прямое давление на эмоционально-психологическую сферу читателя осуществляется за счет: разговорно-просторечных, жаргонных оборотов: отхожие места, невмоготу содержать, тужатся-пыжутся, парламентик, цыкнуть, бедолаги-депутаты, Вы че-то там про историю свою лопочете, Чё вам не хватает?, поить-кормить, симпатяшка У., вопить, нет продыху от них, слопали весь бюджет, прикормленные редактора газет, пописывают статейки, стращать себя, тувинский белый дом в напряге, авось да и тихо сойдет на нет, федералы, покоцать, угроза из-за бугра; бранных единиц экспрессивного русского просторечия: стервецы, не рехнулись ли что ли?, свистопляска, раздуть проблему до слоновьих размеров, разбираться в колбасных обрезках, пучат глаза; играть в туземную конституцию, черт бы его драл, провернуть дельце, высасывать из пальца мнение; обсценной (непристойной) лексики и фразеологии: не могут прикинуть х… к носу, задница; лезть в задницу и др.; разговорно-просторечного синтаксиса, например: конечно, мол, смешные тувинцы, бдит, Граждане правительственные СМИ, ау!, надуть геморрой, С какого перепугу, спрашивается, короче (вводное слово), да что уж там, в самом деле, вынь да положь, Ой, да на руках и ногах пальцев не хватит…, Ась?, за ради вашего удовольствия, пардон, Ой, я вас умаляю и др.; разнообразных тропов и стилистических фигур, среди которых преобладают: метафоры (в названии статьи используется переносное значение медицинского термина «геморрой» как «неразрешимая и болезненная проблема»); разнообразные эпитеты, часто бранные, сниженные: псевдосоциологическая вакханалия, симпатяшка У., прикормленные редактора газет, просто очень маленький парламентик, бедолаги-депутаты, туземная конституция и т.; описательные номинации: федералы – имя той собаки, которая зарыта в дебрях конституционной и очень надуманной проблемы; активно используется ирония, часто переходящая в сарказм, издевку, и т.п.

Подобные выражения, несмотря на вполне ощутимый социальный пафос, все же больше напоминают надписи на заборах, чем печатное произведение, предназначенное для публичного прочтения, и, говоря словами Леона Арбатского в предисловии к Современному словарю русской брани «Ругайтесь правильно!» (М, 2007), содержащие их издания «рекомендуется хранить в местах, недоступных детям».

Таким образом, как показывают результаты лингвоэкспертной практики, именно тексты, оценочность которых можно оценить как псевдосоциальную, часто провоцируют речевой конфликт в сфере публичной коммуникации и служат поводом обращения в суд для защиты чести, достоинства и деловой репутации.

Литература

    Третьякова В.С. Речевой конфликт и аспекты его изучения // Юрислингвистика-5: Юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2004. С.112-120.

   Чернышова Т.В. Современный медиатекст сквозь призму оценочности (по материалам текстов, вовлеченных в сферу судебного разбирательства) // Журналистика и культура русской речи: научно-практический журнал. №1 (57). 2011. С. 68-85.