Эти сообщения в риторическом плане очень энергичны и вроде не допускают возражений (допускаю, что с их текстами поработали журналисты и потому, вероятно, что в плане риторики и модальности те тексты, которые опубликованы, уже не имеют отношения к их авторам). Однако далее я попробую что-то возразить. Но я попробую это сделать не только в связи с данными сообщениями, а в принципе, безотносительно к конкретным авторам. Но прежде чем начать такое обсуждение выскажу несколько замечаний, а конкретно – отмечу то, с чем я согласен в сообщениях М.А. Кронгауза и Г.М. Резника. Я согласен с мнением Г.М. Резника, что в лингвистической экспертизе в настоящее время имеет место простое переназывание фактов умными словами, это связано с пресловутой проблемой определения терминов и вообще с проблемой определимости (так, например, в своем сообщении М.А. Кронкгауз опять требует что-то точнее определить). Из-за проблемы определений лингвистическая экспертиза, на мой взгляд, занимается не установлением фактов, а в лучшем случае решением исключительно словесных проблем, которые не имеют ни научного, ни экспертного значения, а в худшем – косвенным образом выносит приговоры. Но, в общем, из этого логически не следует оценка и решение (оценки и решения вообще логически ни из чего не следуют), что лингвистическая экспертиза – это чепуха, возможно и другое решение, которое мне лично ближе – необходимо ее улучшать.

Я полностью согласен с тезисом в сообщении М.А. Кронгауза, что вопрос о направленности речевых произведений по ст. 282 выходит за пределы компетенции лингвистов и если далее не делать выводы относительно всей лингвистической экспертизы вроде «Не проводите и берегите себя», то в общем-то все, что написано, так сказать, правильно. Недавно, кстати, вышло постановление Верховного Суда, которое касается экстремистских дел, где сказано  «перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды», с чем я был согласен с 2009 года (http://siberia-expert.com/board/spravochniki/lingvisticheskaja_ehkspertiza_spravochnye_materialy/3-1-0-13). Мне не понятно, почему до сих пор эти вопросы ставятся и почему на них до сих пор отвечают, и как из этого следует, что лингвистическая экспертиза по данной категории дел не нужна.

После этих замечаний перейду к основным критическим аргументам по поводу лингвистической экспертизы. Они, на мой взгляд, делятся на слабые и сильные. Сильный аргумент всего один, я его рассмотрю в конце этого пассажа, а сейчас начну со слабых.

Аргумент «от очевидности», пожалуй, самый слабый из аргументов. Некоторое время назад, было очевидно, что земля плоская и по причине этой очевидности было сделано несколько глупостей. Очевидность ведет к авторитаризму, что-то вроде такого «Будем всегда поступать так, как это очевидно для Г.М. Резника». Кстати, даже в тривиальном случае экспертной ситуации, которая позорит российское правосудие, возможен элемент неочевидности. Предположим, что Г.М. Резнику указывают на дверь и говорят: «Пошел на х…!». Я предполагаю, что для того, кому это сказано, все очевидно, но в общем-то с точки зрения наличия / отсутствия умысла (позволю себе выйти за пределы своей компетенции) по ст. 130 не все очевидно. Конечно, все это может казаться малозначительным и даже мелким, это, в частности, подтверждается тем, что в первом чтении принят проект закона о внесении изменений в УК РФ, в котором статья «Оскорбление» утрачивает силу, и, действительно, в нашем государстве личность всегда признавалась проблемой малозначительной в отличие, например, от представителя власти (ст. 319 остается в силе в данном законопроекте, поэтому все вопросы, которые были поставлены при исследовании оскорбления, остаются в силе).

Аргумент от неоднозначности является также достаточно слабым, на мой взгляд. Вообще весьма интересна ориентация на однозначное решение. Здесь есть два момента: с одной стороны, обсуждается вопрос о том, что в результате экспертного исследования что-то невозможно установить, пример этому сообщение М.А. Кронгауза. На мой взгляд, «невозможно установить» - это не менее значимый вывод в экспертном исследовании, чем какой-то конкретный категорический вывод по поставленным вопросам. Вообще сомнительна ориентация любой экспертизы ответить на все вопросы (здесь признаю, что в лингвистической экспертизе такая ориентация в настоящее время имеет место, что, конечно, подозрительно). Я предполагаю, что во всех экспертизах есть ситуации, когда «невозможно установить», и в лингвистической экспертизе такие ситуации, конечно, есть и связаны они не только с тем, что вопрос не входит в компетенцию лингвиста (как при квалификации умысла), но и с неразработанностью методов и в, конце концов, с непригодностью объектов исследования. Этому, на мой взгляд, мало внимания посвящается в исследованиях по лингвистической экспертизе, но в принципе развитие в эту сторону возможно.

Во-вторых, очень часто муссируется, что если по одному и тому же делу в результате экспертиза дает различные ответы, то что это за экспертиза (У Михаила Анисимовича, есть пассаж и на эту тему http://u.to/sZMzAQ). Думаю, данный аргумент не выдерживает критики: такая ситуация возможна в любых экспертизах и лингвистическая здесь не исключение, вероятно, в лингвистической экспертизе такая ситуация более частотна, но да и это не имеет существенного значения. Чем лучше решение «Что это за экспертиза?» другого решения «Буду назначать столько экспертиз, сколько это потребуется для того, чтобы принять решение, которое будет не противоречить моей совести….»? (Я, конечно, не имею здесь в виду, что надо просто дождаться такого исследования, которое «подгонит» все факты под решение конкретного судьи). Считаю, что в случае, когда решается судьба человека, первое решение ничем не лучше.

Самый сильный аргумент противников лингвистической экспертизы заключается в том, что все говорящие по-русски в общем понимают то, что они говорят и то, что им говорится. Как получается, что в суде люди (например, судьи) забывают, как это делается и обращаются к помощи лингвистов? Язык – конвенция, и носители языка в той или иной степени умеют пользоваться этой конвенцией, в том числе порождать и извлекать из речевых произведений имплицитные смыслы, так что аргумент от наличия в спорном речевом произведении скрытых смыслов, столь излюбленный экспертами-лингвистами, не столь уж ясен и, кстати, очевиден: в каком-то смысле смыслы эти не такие уж скрытые, по крайней мере, их скрытность явно преувеличена.

Кстати, позволю себе отойти от основной темы. Не совсем понятна мысль Максима Анисимовича о запрете имплицитных смыслов: лингвистическая экспертиза, равно как и любая экспертиза не предназначена для того, чтобы что-то разрешать или запрещать, она, по-моему, устанавливает факты. и если относительно имплицитных смыслов будут установлены какие-то факты, то они будут оценены юридически, если же говорить о запретах, то встает вопрос: «А что имплицитные смыслы находятся в каком-то привилегированном отношении? Их запрет повлечет что-то негативное?» Такие закономерности мне неизвестны.

Возвращаясь к главной теме, еще раз отмечу то, что языком пользуются все и в каком-то смысле успешно, влечет сомнения в том, что интерпретация речевых произведений нуждается в каких-то специальных познаниях. Это, по-моему, проблема. Общее ее решение возможно в пользу необходимости лингвистической экспертизы, но я не буду сейчас его излагать, здесь я коснусь лишь частностей. Думаю, что факты таковы:

Любое русское высказывание имеет какую-то степень неопределенности, а потому конфликт интерпретаций неизбежен (Н.Д. Голев). Этот конфликт заключается в том, что стороны по-разному интерпретируют конкретные речевые произведения, это видно из материалов дела. Мне, например, не  встретилось ни одного случая, когда истец считал бы, что относительно него распространили порочащую не соответствующую действительности информацию, а ответчик бы просто согласился с истцом. Безусловно, что есть недобросовестные интерпретации (те, которые притягивают смысл фразы к нужному за уши), однако такое возможно и при добросовестном отношении к делу. В такой ситуации принцип очевидности просто авторитарен, а если еще учесть, что в русской языковой ментальности, порядком измученной орфографией и пунктуацией, как правило, возможен только один правильный ответ, то в общем-то и говорить не о чем.

Конфликт интерпретаций, конечно, можно решать различными способами:

Можно полностью положиться на авторитет судьи в том смысле, что пусть он решает, как поступать в каждом конкретном случае, как он решил, так и правильно.

Можно решать проблему при помощи голосования, то есть пусть все присутствующие в судебном заседании проголосуют, как интерпретировать тот или иной фрагмент текста.

Можно привлекать экспертов к разрешению данных вопросов.

Может показаться, что я утрирую и это, действительно, так, хотя при всей нестандартности предложенных решений, каждое из этих решений может быть реализовано и возможно обсуждать, как нам лучше в данном случае поступать. Кстати, косвенное голосование, на мой взгляд, имело место в двух громких делах: В деле по избиению Тагира Керимова (где эксперт Елена Кирюхина безуспешно пыталась решить проблему умысла и надо отдать ей должное, так и не решила ее, так как она (проблема умысла) не решается лингвистическими методами, а вот общественность успешно ее решила и без всяких исследований и юридических познаний) и в деле Ароян / Киркоров.

Более частные факты. Носители языка в норме испытывают трудности при формулировке значений, например, слов (и это не является результатом обучения гражданина в нашей средней школе), при этом они достаточно легко этими словами пользуются. Это косвенный, но все-таки пример, который иллюстрирует разрыв между знанием языка и знанием о языке. Но самый конкретный пример, это пример из самих дел, по которым проводится лингвистическая экспертиза. В норме большинство носителей языка не различает утверждения о фактах и оценки, оценки вроде «Он плохой руководитель» оформляются как утверждения. Отсюда вопрос о фактах и оценках в делах о защите чести и достоинства не совсем тривиальный и, по-моему, требует привлечения специалиста. Но когда подают иск о защите чести и достоинства, то пытаются, в том числе, и заставить опровергнуть оценочные высказывания, здесь, конечно, можно договориться, что решать надо так, как очевидно конкретному судье, но я не был бы здесь столь категоричен. Кстати, рискну предположить, что в своем тексте Г.М. Резник затруднится разграничить оценки и факты, если ему предложат, если он, конечно, не будет пользоваться принципом «очевидности для Г.М. Резника». Кстати, оценка, которая касается востребованности этимологических познаний в юридической практике, на мой взгляд, необоснованна: очень трудно представить себе, когда и, главное, где эти познания могут применяться.

В заключение я хотел бы сказать, что риторически можно так организовать текст, что любая идея будет выглядеть абсурдной, поэтому я против риторики (это своего рода – лапша на уши), но за критику и конкретное обсуждение проблем. Буду благодарен за любую критику.

зам. директора Сибирской 

ассоциации лингвистов-экспертов 

                                                                               К.И. Бринев

PS: Когда составлял этот материал, нашел сообщение http://u.to/sZMzAQ, которое считаю необходимым поместить сюда, так как ссылки имеют свойство становиться битыми. Это реакция читателя на игровые экспертизы М.А. Кронгауза. Под большинством тезисов автора я подписываюсь.

spopov: Эксперту фактически предлагают подменить юриста | 03 октября 2009 14:38

Забавная статья, но не очень разумная. То, что в современной России явные проблемы с обоснованностью выводов лингвистической экспертизы - это очевидно. Предлагаемое решение - не назначать "в случае ... очевидной интерпретации" - как минимум забавное. Потому что это обязательная доказательная база, и в случае ЛЮБОГО исхода дела она будет ОБЯЗАТЕЛЬНО назначена по требованию той или другой стороны. Я вижу причину подобной лингводури в абсолютной правовой неграмотности экспертов-лингвистов, наложенной на преступное невыполнение следователями своих обязанностей. Следователь ОБЯЗЯН объяснить эксперту (и в данном случае это критично) его права и обязанности, а не формально взять подписку, что он их разъяснил. Кроме всего этого есть некая экспертная этика и, если хотите, методология, которой хорошо владеют профессиональные эксперты-криминалисты, но не владеют привлеченные в качестве эксперта лингвисты. Что является критерием истиности для эксперта в его заключении? Критерием истиности является МНЕНИЕ компетентного специалиста, основанное на научных методах. Изображение научности упоминанием словаря - это конечно интересно, но если приведенные пародии по форме похожи на экспертизу, то это провал в работе ЭКЦ РФ. Поскольку даже формальная структура стандартного экспертного заключения включает обоснование методов. Это и некомпетентность судов, готовых опираться на подобные экспертные заключения. Спорные заключения всегда существовали в экспертной практике и как раз методическая работа должна здесь помогать. Другой вопрос, что суд должен (в некоторых случаях) опираться и на умысел. Это хорошо видно на примере экспертизы холодного оружия, как в историческом плане в РФ, так и в сравнении судебной практики в разных странах. Кстати, кроме положительного и отрицательного вывода, существует еще вывод "Не Представляется Возможным", например, из-за двоякого толкования, или некомпетентности эксперта. Между прочим, эксперт вправе САМ СТАВИТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ. Например, возможно ли двоякое толкование. Даже если убогое заключение лингвистической экспертизы будет обнаружено в ходе суда, суд имеет право НАЗНАЧИТЬ ПОВТОРНУЮ ЭКСПЕРТИЗУ, с вопросом "ЕСЛИ ВЫВОД ПЕРВОНАЧАЛЬНОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ НЕ ВЕРЕН, ТО ЧТО ПОСЛУЖИЛО ПРИЧИНОЙ ОШИБКИ?" Или дополнительной экспертизы с вопросом о возможности двоякого толкования. P.S. Забавно, но в таких сомнительных случаях при возбуждении дела берут "справку специалиста"? Я думаю, что обязательно берут, потому что иначе будет неправомерно возбужденное дело. И не тот ли специалист потом в нарушение закона привлекается как эксперт, а справку из дела изымают? Может здесь еще и недоработка прокуратуры и адвокатов, которым не помешало бы через суд затребовать эту справку (учитывая то, что тот, кого привлекали в качестве специалиста, НЕ МОЖЕТ быть привлечен в качестве эксперта по данному делу).