В лю­бом случае, если вам показалось, что кто-то покушается на ваши честь и достоинство, существуют специалисты, которые могут подсказать, как трактовать подобные действия с точки зрения языка и права.

Речь идет о представителях срав­нительно молодой науки – юрис­лингвистики, существующей на сты­ке лингвистики и юриспруденции. Кстати, ее основы были заложены в Алтайском госуниверситете.

Вольнодумец – фармазон?

В прежние времена честь и до­стоинство советского гражданина были понятиями зыбкими, вряд ли достойными внимания судебных органов. Не существовало и такого понятия, как моральный ущерб. Мало того, в то время вряд ли кому- то приходило в голову обратиться в суд в случае, если начальник, сосед или журналист задел его человече­ское достоинство. В 1990-е годы все изменилось – у россиян появилась возможность отстаивать свои права в судебном порядке, в том числе и защищать свою честь.

- Люди стали больше интересо­ваться правовыми вопросами, потому что у них появилась возможность защищать свою позицию, отстаивать свое доброе имя, - поясняет профес­сор кафедры современного русского языка и речевой коммуникации АлтГУ, заведующая лабораторией юрислингвистики и развития речи Татьяна ЧЕРНЫШОВА. – Кроме того, началась эпоха свободы слова, свободы волеизъявления. Тогда в научной среде стали интересоваться новой функцией языка, которую сейчас называют конфликтной. С этой целью в 1992 году при университете была создана лаборатория юрислинг­вистики и развития речи, основателем которой стал доктор филологических наук, профессор Николай Голев (сегодня он работает в Кемеровском госуниверситете. – Прим. ред.). По его инициативе коллектив молодых исследователей начал разрабатывать новое направление науки о языке, сформировавшееся на пересечении языка и права, которое довольно скоро перестало ограничиваться рамками одного университета, – сегодня эта молодая наука вызывает большой интерес как в ближнем зарубежье, так и в Германии, Польше, Финляндии… А с нынешнего года Алтайский госуни­верситет начал подготовку магистров, обучающихся непростому делу – ана­лизу конфликтных текстов, попавших в сферу судебного разбирательства.

В суды один за другим поступают гражданские иски о защите чести, достоинства и деловой репутации, уголовные иски об оскорблении и кле­вете… В этих спорах отстаивают свои интересы чиновники, депутаты, жур­налисты, а также простые граждане…

- Был в моей практике курьезный случай: в одном из постановлений мирового судьи говорилось о том, что, находясь в камере предварительного заключения, один из подследствен­ных назвал другого фармазоном, - рас­сказывает Татьяна Владимировна. – Причем тот из них, кто посчитал себя оскорбленным, пояснил: мол, я не знаю, кто такой фармазон, но в этом слове чувствуется нехороший смысл. Оказалось, что слово это с историей. К примеру, у Пушкина в «Евге­нии Онегине» есть такие строчки: «Он фармазон; он пьет одно Стаканом красное вино; Он дамам к ручке не подходит; все да да нет; не скажет да-с Иль нет-с». Таков был общий глас». В общем, в XIX веке это слово обо­значало то же, что и франкмасон или масон, то есть вольнодумец, нигилист. Казалось бы, что тут такого? Однако на криминальном жаргоне у него со­всем другое значение – «мошенник, занимающийся сбытом фальшивых драгоценностей»…

Без суда и следствия…

По мнению специалиста, выводы лингвистов-экспертов – всего лишь один из аргументов в сложной систе­ме доказательств и опровержений, а потому они не могут стать решающи­ми для судьи. То есть лингвистиче­ская экспертиза стоит в одном ряду с рядом профессиональных экспертиз - криминалистической, судебно- медицинской, психологической, без которых осуществлять объективное правосудие было бы немыслимо…

- Не так давно члены лаборатории оказались причастными к истории, широко освещенной в СМИ, в ко­торой пожилая женщина повесила на двери своих соседей записку со следующим текстом: «Менты! Когда в коридоре будете мыть? Уже месяц как не моете, вам не стыдно?!», - го­ворит Татьяна Владимировна. – Но, согласитесь, женщина могла обра­титься иначе – «соседи», «товарищи милиционеры», «жильцы». Однако она выбрала именно этот тон, позво­ливший ей выразить свое возмущение бездеятельностью соседей достаточно определенно. В этой связи мне всегда хочется сказать: выбирая слова, нужно быть очень осторожными – особенно если эти слова произносятся или пишутся публично! Хотя обращение пенсионерки вряд ли можно считать оскорблением, поскольку для этого требуется не только неприличная форма высказывания, то есть ис­пользование нецензурных слов, но и обращение непосредственно к субъекту речи, а также наличие в спорном высказывании признаков со­ответствующего речевого акта. Слово «мент», хотя и обладает в подобной ситуации оценочным потенциалом, не является нецензурным или грубым просторечным – его давно используют в разговорной речи, которая является формой существования литератур­ного языка. А вот когда в одной из районных газет человека задолго до вынесения судебного решения на­звали преступником, застрелившим по неосторожности человека, стоит ли удивляться, что на редакцию подали в суд? Ведь преступник – это тот, кто со­вершил преступление, а этот факт еще нужно доказать. То же самое касается слов «мошенник», «вор», «взяточник», «шулер» и других, имеющих четкую юридическую квалификацию в Уго­ловном кодексе РФ.

Однако зачастую люди приходят за консультацией к лингвистам- экспертам прежде, чем обратиться в суд, – чтобы узнать, содержится ли в высказываниях, им адресованных, негативная информация, в какой форме она выражена, является ли она сведениями о фактах или оце­ночным мнением автора. К примеру, в служебном кабинете посетитель в порыве гнева как-то выпалил в адрес чиновника: «Вы ведете себя как дрянь!». Чиновник обратился к лингвистам-экспертам за помощью – дескать, было оскорбление или нет? С точки зрения юрислингвистики это не такой уж простой вопрос. Ведь высказывания «вы ведете себя как дрянь» и «вы – дрянь» с научной точки зрения далеко не равнозначны.

- Был случай, когда к нам обра­тился директор одного из учебных за­ведений с просьбой разъяснить, есть ли в статье под названием «Дети ко­нопляного поля», в которой расска­зывается о пустыре, расположенном поблизости, намек на бездействие руководства, - рассказывает Татьяна Чернышова. – Ведь в статье гово­рилось о том, что конопля на этом бесхозном поле уж очень привлекает внимание учащихся. В ходе беседы удалось убедить посетителей в том, что факты, затрагивающие честь и достоинство руководства учебного заведения, в данной публикации отсутствуют, а следовательно, нет и необходимости в специальном лингвистическом исследовании.

Натурально или искусственно?

Если раньше юристы, обраща­ясь по таким спорным вопросам к специалистам-филологам, просили истолковать значение того или иного слова, то сейчас и для специалистов, и для юристов очевидным становится тот факт, что лингвистическая экс­пертиза требует не только знаний в этой области языка. Потребовались наработки, связанные с тем, как ведет себя слово в той или иной ситуации.

- Поначалу мы обращались к словарям, с их помощью старались разобраться в нюансах значений (для лингвиста-эксперта представляет интерес Большой словарь русской разговорной речи Василия Химика), - поясняет Татьяна Владимировна Чернышова. - Но потом, когда стала активно развиваться теория речевой коммуникации и широко изучаться различные речевые акты – оскорбле­ния, угрозы, вымогательство, введе­ние в заблуждение, - специалисты пришли к выводу, что слово может как обладать признаками речевого преступления, так ими и не обла­дать. В такой ситуации особо важен контекст, и не только вербальный. К примеру, если при исполнении служебного долга работника право­охранительных органов назвали «щенок», как это было в одном из районов Алтайского края, данная форма оценки личности – даже при условии, что говорящий знает человека с детства и старше его по возрасту, – должна быть признана оскорбительной. А вот при употре­блении бранных слов в межлич­ностном общении – например, в близкородственном конфликте (что, к сожалению, встречается довольно часто в практике мировых судей), есть возможность не доводить этот конфликт до суда и решить его мир­но, по-семейному…

Кроме того, к лингвистам-экс­пертам обращаются люди – участ­ники документационных споров. Ведь при составлении договоров используется особый юридический язык. Обращаются к специалистам с просьбой оценить рекламные тек­сты. Так, однажды одного из жителей региона заинтересовала надпись на упаковке мороженого, информи­рующая об отсутствии в продукте искусственных ингредиентов. На развороте же значился список ингре­диентов, идентичных натуральным. Человек интересовался, синони­мичны ли надписи «натуральные» и «идентичные натуральным», ре­шение таких вопросов, безусловно, входит в компетенцию лингвиста. Бывали случаи, касающиеся уста­новления авторства, – иногда просят разобраться с авторством журнали­ста, подписавшегося вымышленным именем, а иногда – распознать стиль человека по SMS-сообщениям.

Стремление к совершенству

Увы (или к счастью?!), далеко не все подвластно лингвистам-экспер­там. Есть вопросы, ответить на кото­рые они не могут по определению. Среди них такие, к примеру: может ли текст стать поводом для разжигания межнациональной розни?

- Если говорить о возможности на основе лингвистического анализа текста (например, листовок) судить о фактах экстремизма, в компетен­цию лингвиста входят лишь ответы на вопросы, имеются ли в спорном речевом произведении высказыва­ния оскорбительного характера по отношению к лицам какой-либо национальности, этнической или социальной группы и является ли спорное речевое произведение при­зывом, - продолжает Татьяна Влади­мировна. - Так, например, признаки оскорбления по отношению к лицам иной национальности (азиатам, кавказцам) и речевые призывы к насильственным действиям были обнаружены в листовках «Азиат­ская саранча» и «Русский, решай!», которые несколько лет назад были расклеены на улицах города...

Таким образом, новое направле­ние науки о языке призвано не только объяснять специфику конфликтов, возникающих в ходе общения людей, но и способствовать совершенство­ванию различных форм речевого общения в социуме – без оскорбле­ния, унижения и нанесения мораль­ного вреда. В любом случае если у вас возникли вопросы, находящиеся на стыке языка и права, вы можете адресовать их Татьяне Владимировне Чернышовой.

Цена вопроса

Как правило, все дела, касающиеся оскорблений, защиты чести и достоинства и деловой репутации обыч­ных граждан, предполагают возмещение потерпевшим морального ущерба. А это, по мнению адвоката, пред­седателя коллегии адвокатов «Регион 22» Людмилы КУЗЬМЕНКО, категория довольно зыбкая.

- Если материальный ущерб потерпевший может запросить, учитывая понесенные или предполагаемые в связи с этим расходы (к примеру, подтвердить ущерб с помощью чеков), то моральный вред никакими суммами не ограничивается, и потерпевшие порой заявляют его как бог на душу положит, - рассказывает Людмила Владимировна. – Ведь критериев и инструк­ций оценки нравственных страданий человека, увы, не существует. А потому судьи зачастую оказываются в затруднительном положении при вынесении решения. Единственное, на что может опираться суд, так это на свидетельские показания, подтверждающие тот факт, что человек страдал (скажем, впал в депрессию), или исключительно на показания самого потерпевшего. В любом случае желаемая сумма ущерба оговаривается самим потерпевшим, а какова она будет в реальности – зависит от объективности судьи, его опыта в по­добных делах.

Как утверждает Людмила Кузьменко, на практике суд принимает во внимание желания истца, но факти­чески сумма морального ущерба всегда корректируется судьей, и, как правило, в меньшую сторону.

- В Барнауле сложилась такая практика, что больше 5-6 тыс. руб., как правило, по таким делам не возмещают, - говорит она. – Поэтому потерпевшим я посоветовала бы трезво оценивать величину морального ущерба и учесть, что указанная сумма – это показатель их адек­ватного отношения к произошедшим событиям. Не раз бывало, что люди, запросившие 50 тыс., а то и 100 тыс. руб., в итоге получали несколько тысяч.

Автор: Наталья Катренко

Источник: http://www.gazetavb.ru/index.php/rubriki/proishestvia/item/5050-how-to-protect-the-honor-of-the-dignity-and-reputation.html