Т.В. Чернышова

Публичная речь сквозь призму оценочности

Начало XXI века ознаменовалось событием, которое очень точно (правда, для своего времени) охарактеризовал М.Е. Салтыков-Щедрин. Размышляя о причинах внезапно пробудившегося красноречия россиян, долгие годы живших по завещанию «благоразумных отцов», советовавших «есть пирог с грибами, а язык держать за зубами», писатель задается вопросом: «Что заставило нас заменить наше прежнее необузданное молчание столь же необузданной болтовней?» и сам же отвечает на свой вопрос: «Первой и главной побудительной причиной было то, что нам вышло позволение говорить…» [1, с. 124-125]. Очевидно, что и на рубеже ХХ-ХХI вв., как и в середине XIX в., именно языковая свобода стала основным фактором, провоцирующим речевой конфликт в сфере публичной коммуникации. Наиболее рельефно данные особенности проявились в устной и письменной публичной и обыденной речи.

В 70-е гг. прошлого века публичная речь определялась как особый вид общественной практики, осуществляемой с позиций родовидовой классификации в следующих сферах: социально-политической, академической, судебной, социально-бытовой, богословско-церковной (речь на соборе или проповедь) [2, с. 62-63]. К характерным признакам публичной речи («публичного слова») середины двадцатого века Г.З. Апресян относит следующие: высокую степень информативности (причем информация должна быть предметной, добротной и показательной, упорядоченной и систематизированной); тематическую направленность, логичность, композиционную четкость, ориентированность на «идейно-политический уровень и общую культуру аудитории», знание особенностей устной речи, которая может быть «уверенной и страстной, торжественной и пафосной, деловой и суховатой, теплой и мягкой, грубой и мрачноватой, крикливой и легкомысленной, меланхолической и монотонной, казенной или канцелярской и т.п.» [2 с. 128-129], в частности учета того, что не все свойства устной речи годятся для публичного выступления.

Понятие «публичная речь», на наш взгляд, исходя из словарных дефиниций практики общественного функционирования и выполняемых функций, включает в себя в настоящее время не только речь устную, но и некоторые виды письменной речи. Она может быть охарактеризована, с одной стороны, как общественно значимая, открытая речь, которая, интересна большому количеству членов общества (публике) одновременно, с другой стороны, как речь, содержащая информацию, важную и полезную для общества в целом. Интересно, что существительное публика, трактуемое современными словарями как «1. Собир. Лица, находящиеся где-нибудь в качестве зрителей, слушателей, пассажиров и т.п…. а также вообще люди, общество» (выделено мною – Т.Ч.). [3, с.631], имеет  общий корень с двумя производными прилагательными, представляющими собой разные формы реализации публичной речи как речи, ориентированной на большую часть общества, – публичный и публицистический. Таким образом, публичная речь предстает в двух разновидностях: собственно публичной речи и речи публицистической (подробнее об этом см.: [4, с. 393-401]).

1.  По мнению исследователей, основными факторами, изменившими облик современной публицистической речи (и прежде всего газетной), является концептуальная, оценочная и языковая свобода [5, с. 17], приведшие не только к увеличению числа текстов, в силу своего публичного характера все чаще вовлекаемых в сферу судебного разбирательства, но и к активному влиянию средств массовой информации на формирование новых норм речевого поведения россиян, далеких от речевых идеалов и эталонов образцового русского языка писателей XIX и начала ХХ вв. [6, с. 5-6].

Справедливости ради следует отметить, что положительное и отрицательное воздействие языка средств массовой информации на формирование литературного языка и на уровень речевой культуры его носителей всегда было в центре внимания лингвистов. Например, авторы «Задачника по стилистике для школ взрослых повышенного типа» (среди которых А. М. Земский и С.Е. Крючков), изданного в 1931 году в Москве, отмечают в предисловии, что речь учащихся (в том числе и взрослых) имеет существенные особенности, отличающие ее от общепринятого литературного языка, и в некоторых случаях «характеризуется полной беспомощностью выразить мысль четко и ясно», причиной чего служит ряд факторов: 1) влияние на речь условий рабоче-крестьянской среды; 2) воздействие на нее образности и лексики «остраненной» речи современных литературных произведений и 3) поверхностное и бессистемное усвоение говорящими и пишущими терминологии и оборотов газетного языка [7, с. 3].

В начале ХХI века подлинной проблемой газетно-публицистических текстов стала их повышенная оценочность. Тексты современных СМИ представляют собой тесное переплетение разных видов информации – фактологической (о конкретных ситуациях, происшествиях и событиях, о поступках и поведении физического лица, о деятельности лица юридического); обобщающей (о типичных событиях, типичном поведении, о житейских обычаях), концептуальной (информация о природных или социальных закономерностях), оценочной – о качествах и поступках людей, о ситуациях или событиях, оцениваемых по шкале «хорошее – плохое» и т.д. [8, с. 48]. В данном случае мы имеем в виду именно оценочную информацию, которая применительно к сфере массовой коммуникации тесно связана с ведущей функцией, выполняемой разными текстами СМИ, а именно с функцией воздействующе-информационной, с акцентом на аспекте воздействия (М.Н. Кожина). Специфика газетной речи заключается прежде всего именно в особой и намеренной ее выразительности, экспрессивности высказываний, а также в открытой оценочности речи публициста. Это значит, что речь журналиста должна быть выразительной, что, информируя общество о том или ином событии, он должен не только сообщить о факте, но и в явной форме выразить к нему свое отношение, используя для этого все возможные ресурсы русского литературного языка (метафоры, сравнения, эпитеты и т.п.) [9, с. 184].

В современных текстах публицистической сферы оценка часто выражается при помощи лексики, выходящей за пределы литературного языка: просторечной, грубо-просторечной, вульгарной и т.п., сопровождаемой пометами оценочного характера: «презрительное», «пренебрежительное» и т.д. Нередко в таких материалах появляются языковые единицы жаргонного происхождения. Подобная лексика воспринимающим сознанием читателя или субъекта речи осознается как выходящая за пределы допустимого в публичном общении (в частности в сфере массовой коммуникации), а следовательно, как оскорбительное, т.е. служит основанием для создания конфликтной речевой ситуации.

Приведу несколько примеров из лингвоэкспертной практики РОО АЛЭП «Лексис»[1].

1) В тексте предвыборного агитационного материала под названием «Я не люблю евреев», опубликованном в газете «Бийский городовой» (№ 1 от 12 сентября 2006 г.), автор, подписавшийся фамилией А. Георгиев, утверждает: Встречал я в жизни и евреев – горьких опустившихся пьяниц, немцев – с разухабистым «русским характером», взрывных финнов, нарочито распутных англичан и сволочей русских с «еврейским характером».

         С позиций стилистики анализируемого текста в данном синонимическом ряду, построенном на основе градации, экспрессивность усиливается постепенно, начиная с нейтральных и разговорных в стилистическом отношении определений (ср.: горький опустившийся пьяница, где «горький» – «разговорное неисправимый алкоголик»; «опустившийся – стать неряшливым, пасть, разложиться в моральном отношении»; нарочито распутный, где «распутный» – «разгульный, развратный» и т.п.) и заканчивая просторечными и даже бранными (ср.: разухабистый «русский характер», где «разухабистый» – просторечное «молодцеватый, задорный», а также неодобрительное «слишком вольный, развязный»; «сволочь» – просторечное, бранное «негодяй, мерзавец»). Особое внимание привлекает слово сволочь, т.к. по своим эмоционально-экспрессивным характеристикам оно выпадает из общего стилистического ряда, поскольку имеет словарную помету «просторечное бранное» [3]. Слова подобного рода относятся в современной речевой практике к разряду инвективных (оскорбительных), означающих резкое выступление против кого-, чего-либо; оскорбительную речь; брань, выпад. Часть слов, относящихся к этой группе, является неприемлемой как с точки зрения речевой нормы, так и с позиций общественной морали и расценивается как прямое резкое оскорбление или ругательство.

         2) В агитационном материале одного из кандидатов в депутаты Алтайского краевого Законодательного собрания от 24.01.2008г. содержится следующая фраза, в состав которой входит лексема жаргонного происхождения: Я не буду опускаться до уровня моего конкурента, не собираюсь никого обманывать, как он вместе со своей подельницей, заниматься обманом и мошенничеством. Согласно словарным материалам, в первом, основном, значении («соучастник преступления, сообщник; лицо, судимое вместе с другим по общему делу» [6, с. 452]) существительное подельница (от подельник) относится к жаргонизмам.

         Примеры использования в текстах СМИ языковых единиц, выходящих за пределы литературного языка в область бранного просторечия весьма многочисленны. Однако в не меньшей степени распространены они и в собственно публичной речи.

         2. Современные исследования, описывающие требования к публично произносимой или письменной речи, предназначенной большинству членов общества, исходят из совокупности представлений об общественно признаваемых нормах и правилах публичной речи, ситуациях, когда она необходима, нормативном содержании публичного выступления, критериях ее оценки, в основе которых лежат представления о русском риторическом идеале и параметрах эффективности выступления [10, с. 221]. Однако публичная речь аномальная, в которой нарушены необходимые нормы и требования, являющиеся последствиями нарушений правил и норм речевого поведения в публичной сфере, еще редко становится объектом лингвистического исследования, хотя сама эта речь в настоящее время активно изучается. Попытка обобщить виды ситуаций публичного речевого общения, в которых наиболее часто (по материалам судебно-лингвистической практики) встречаются нарушения правил и норм публичной речи, представлена в схеме 1.

Схема 1. Типичные ситуации нарушения правил и норм публичной речи

Ряды видов устных и письменных публичных текстов, продуцируемых с нарушением правил и норм публичного общения, являются принципиально открытыми как в силу своей неизученности, так и в связи с многообразием реально возможных ситуаций официального и полуофициального общения.

Для иллюстрации представленных в схеме 1 разновидностей публичной речи обратимся к ее левой части (устная публичная речь). Как показывает современная судебно-экспертная практика, нарушения норм публичного устного общения связаны прежде всего с использованием инвективной лексики преимущественно бранного характера. Такого рода нарушения встречаются в различных ситуациях официального и полуофициального общения.

1) Например, в ходе судебного заседания один из свидетелей, неудовлетворенный результатами допроса, выходя из зала суда, бросает в адрес официального лица обвинение: Сволочь ты, такие не должны работать в милиции!

2) Во время оглашения приговора в ходе судебного заседания родственница обвиняемого, обращаясь к прокурору, произносит: Твари, вы загубили жизнь мальчику, а проходя мимо секретаря суда, констатирует: Сука, я тебя уничтожу. Существительное твари (тварь) в современном русском языке имеет значение «недостойный, негодный человек» и сопровождается пометами «просторечное, презрительное, бранное». В «Словаре русской разговорной экспрессивной речи» В.В. Химика в качестве первого (основного) значения лексемы тварь указано следующее: «О ком-либо как об очень неприятном, ничтожном, подлом человеке», а к сопровождающим пометам наряду с пометами «презрительное, бранное» добавлены характеристики «грубое, разговорно-сниженное» [6]. Таким образом, данное слово находится за пределами литературного языка и входит в группу экспрессивно-бранного просторечия, которое специально предназначено для выражения низкого, насмешливого, грубо-фамильярного, бранного и вульгарного. Слово сука в современном русском языке употребляется в двух значениях: во-первых, оно используется для обозначения самки домашней собаки или других животных (волка, шакала, песца, лисицы и т.п.) и именно в этом значении оно относится к словам литературного языка, во-вторых, – как бранное слово. В словарях оно сопровождается пометами «грубое, бранное, просторечное».

3) Следующий пример иллюстрирует другую ситуацию конфликтного публичного общения – оскорбление в условиях общественного учреждения (орган власти, школа, медпункт, магазин и т.п.).

Так, в ходе совещания, проводимого в помещении администрации одного из районов Алтайского края, глава администрации в присутствии большого числа официальных представителей района, обращаясь к одному из сельских руководителей в сердцах сказал: «Зачем ходишь сюда… Пошел вон отсюда. Козел. Я сказал пошел вон отсюда, козел». В анализируемом контексте лексема козел употреблена в функции брани, поскольку так обычно говорят «о мужчине, вызывающем раздражение упрямством, глупостью, ненужностью» [6, с. 262]. В словаре данное слово сопровождается пометами «грубое, бранное, разговорно-сниженное».

Таким образом, приведенные примеры подтверждают мысль о стилистическом снижении и интенсивном экспрессивном окрашивании обоих видов публичной речи, вызванном потребностью говорящего дать личности, факту или событию социально значимую оценку.

Литература

1.     Салтыков-Щедрин М.Е. О красноречии в России // Об ораторском искусстве. – М., 1963.

2.     Апресян Г.З. Ораторское искусство. Изд.2. М., 1972.

3.     Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Словарь русского языка. М., 1999.

4.     Чернышова Т.В. Публичная речь сквозь призму инвективности (типологический этюд) // Юрислингвистика-8: Русский язык и современное российское право: межвуз. сб. науч. Статей / Под ред. Н.Д. Голева. – Кемерово – Барнаул, 2007.

5.     5.Стернин И.А. Общественные процессы и развитие современного русского языка. Очерк изменений в русском языке конца XX века. – Воронеж – Пермь, 1998.

6.     Химик В.В.Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи.– СПб., 2004.

7.     Задачника по стилистике для школ взрослых повышенного типа. Пособие по развитию речи. − М., 1931

8.     Как провести лингвистическую экспертизу спорного текста? / Под ред. М.В. Горбаневского. – М., 2006.

9.     Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М., 1993.

10.  Стернин И.А. Категория «публичная речь» в национальном коммуникативном сознании // Риторика в модернизации образования. Мат-лы докл. участников Восьмой междунар. конф. по риторике. М., 2004.