Cтатьи
Главная » Статьи » Наши статьи » Наши статьи |
Речевой жанр ссоры и инвективные сценарии в рассказах В.М. Шукшина. Н.Д. Голев
Н.Д. Голев (АГУ) Речевой жанр ссоры и инвективные сценарии в рассказах В.М. Шукшина Любой языко-речевой конфликт включен в более сложную ситуацию, образуемую бытовым, национально-ментальным, социальным, психологическим, моральным параметрами. Отработка методики анализа таких конфликтов как целостной ситуации предполагает поиск соответствующего массового материала, позволяющего выявлять определенные закономерности (в лингвоюридическом аспекте – прецеденты) . Художественная литература предоставляет такой материал в избытке. Более того, художественная литература так или иначе обобщает и типизирует все явления, и тем самым создает эффективный полигон для изучения этих феноменов как проявлений реальной жизни. Обращение к художественной литературе для решения проблем юрислингвистики не случайно , так как содержание таковых проблем определяется конфликтностью общественных, в том числе коммуникативных, отношений. Общеизвестно, что конфликт является основным сюжетообразующим началом беллетристического произведения. Мировая литература подвергла художественному исследованию едва ли не все типовые конфликтные ситуации. В результате в ней нашли отражение, с одной стороны, социальное и психологическое содержание реального «конфликтного пространства» (и мы имеем возможность рассматривать художественные сюжеты и образы как отраженную реальность), с другой стороны, разнообразные формы языкового воплощения. В связи с последним нас интересуют прежде всего художественно-речевые формы, отражающие реальное речевое поведение носителей языка в конфликтных ситуациях, – такое поведение, которое создает конфликтную ситуацию, поддерживает, усиливает или разрешает ее. Оно и является предметом нашего исследования. Ссора как одна из наиболее острых форм конфликтного взаимодействия людей представлена в литературе широко и разнообразно, поскольку она является самым типичным сюжетообразующим началом и позволяет художникам слова наблюдать и показывать поведение персонажей в особо жестких, подчас экстремальных ситуациях. В них вскрываются подчас неизвестные даже самому человеку истинные движущие мотивы и глубоко запрятанные качества. Оскорбить и обидеть, чувствовать себя оскорбленным и обиженным - ключевые понятия-действия любой ссоры, проявляющиеся разнообразно-индивидуально и в то же время допускающие типизацию, так как предполагают соответствующие типы ментально-речевого поведения . Их выявление и описание принципиально важно для юрислингвистики, которая необходимо стоит перед решением принципиальнейшей для нее проблемы: включать ли разнообразие и тонкости прагматического и психолингвистического анализа в юрисдикцию (в частности, в целевые установки юрислингвистической экспертизы, стремящейся ко все большей и большей тонкости) или определить их как изначально не подлежащие «юридизации», и, следовательно, в последнем случае основной линией юрислингвистики по отношению к ним должна стать линия отвлечения, упрощения и формализации . Мы отстаиваем первый подход, в связи с чем рассчитываем на то, что тонкое художническое видение конфликта и его логический анализ будут способствовать выработке принципов юрислингвистического исследования реальных конфликтных ситуаций. В.М. Шукшин, возможно, как никакой другой писатель, особенно часто и разнообразно прибегал к речевому жанру ссоры и инвективы как основному языковому способу художественного исследования проблемы и, в частности, раскрытия образа персонажа . Термин «раскрытие» здесь не только стандартное выражение, обычно сопровождающее слово «образ», - для В.М. Шукшина он имеет особый смысл. Во-первых, многие его рассказы построены на стремлении раскрыть «нутро» лицемера, приподнять маску, которой он его прикрывает и т.п. [Голев, 1997]; и ссора, невольная или нередко спровоцированная, - основное художественно-речевое средство писателя в этом плане. Во-вторых, тонкие и ранимые (а иногда всего лишь охотно изображающие обиду), герои Шукшина глубоко реагируют на самые разные задевающие их слова и поступки других людей, остро их переживают, и писатель чутко и умело художнически фиксирует их в этом состоянии. В-третьих, как нам представляется, В.М. Шукшина вольно или невольно интересовала сама тема острого конфликта и характер людей, склонных к конфликту; поэтому столь большое место среди его рассказов занимают те, которые мы называем «эпатажными». Они построены на сознательном вызове ссоры как способе разрешения внутреннего конфликта. Все сказанное объясняет обращение к текстам рассказов В.М. Шукшина с целью выявления, описания и систематизации речевых конфликтов как некоторых типов речевого поведения, включенного в более широкий социально-псхилогический контекст и включающего в себя словесное оскорбление . Схемы такого поведения предлагаем назвать термином инвективные сценарии (ИС). ИС принципиально делятся на два типа: ИС, определяемые речевым поведением инвектора (обидчика, оскорбителя), и ИС, определяемые речевым поведением инвектума (обиженного, оскорбленного). Учет речевого поведения инвектума принципиально важно. И не только потому, что поведение «пассивного» участника коммуникативных актов редко интересует лингвистику, но и потому, что роль инвектума не исчерпывается признаком пассивности. С одной стороны, у инвектума есть свои типовые поведенческие реакции, нередко приводящие к контр-инвективе . С другой стороны, инвектум сам в той или иной мере выступает фактором инвективной «инициативы». Не случайно, среди юридических дисциплин есть и виктимология, изучающая поведение жертвы преступления, нередко его провоцирующей. Все это позволяет утверждать, что коммуникативная роль иневктума – важный (конституирующий) признак классификации коммуникативных конфликтов. Можно априорно предположить, что матрицу конфликтных ситуаций составляют следующие принципиальные параметры. С позиций инвектора типы конфликтных коммуникативных ситуаций определяются фактором интенции: по этому признаку они делятся на намеренно и осознанно провоцируемые (инвектором) и непреднамеренные. С позиций инвектума основным параметром типологии выступает результативность – наличие или отсутствие реакции инвектума на конфликтогенные элементы; на следующей ступени классификации учитывается степень и содержание реакции. Исходя из сказанного, по характеру иллокутивного (интенционального) взаимодействия инвектора и инвектума легко представимы разнообразные коммуникативные ситуации . Например, с позиций инвектора возможны следующие типы иллокутивного содержания: инвектор оценивает инвектума как объект необходимой, справедливой по содержанию (хотя и резкой по форме) критики, инвектор ощущает себя спровоцированным инвектумом и, следовательно, обязанным дать резкий (адекватный) отпор, инвектор, ставя цель обратить конфликтную ситуацию в свою пользу, сознательно использует слабости инвектума, к которым, в частности, может относить чрезмерную обидчивость (например, на определенного рода словесные инвективы), учитывает его сильные черты (например, невосприимчивость к провокациям) и т.п. С позиций инвектума существенную роль играет его оценка преднамеренности действий инвектора, их справедливости и адекватности. По содержанию конфликта ИС можно разделить на объективные и субъективные, принципиальные и случайные, или ситуативные. Для Шукшина характерным является интерес к общезначимым - объективным и принципиальным - конфликтам, поскольку пристальное внимание у него обращено не просто на многообразие человеческих типов, как иногда поверхностно определяют его творчество. Он художнически решает, как правило, бытийные, философские, глубинные проблемы (объективные и принципиальные). На дальнейших ступенях классификации содержание конфликной коммуникативной ситуации может ставиться в зависимость от статусных взаимоотношений инвектора и инвектума, знаменующих переход от юрислингвистического анализа к лингвоюридическому . Выделим некоторые типы ИС, встретившиеся в рассказах В.М. Шукшина. ИС "КОНСТАНТИН СМОРОДИН" (НЕУПРАВЛЯЕМЫЙ ВЗРЫВ ПОТЕНЦИАЛЬНОЙ ЭНЕРГИИ) Одна из излюбленных форм конфликта в рассказах В.М. Шукшина – долго накопляемый энергетический потенциал, встретивший при его реализации сопротивление кого-либо, трансформируется в резкую агрессию. Рассказ «Пьедестал». Художник-самоучка Смородин целый год пишет картину «Самоубийца», которую он и особенно его жена рассматривают как возможность заявить о себе миру. «Надо, чтоб у них потом отвисла челюсть. Талант всегда немножко взрывается» (с.37). «Смородину очень хотелось «взорваться» – чтобы о нем заговорили» (с.39); «Таким он и входил в маленькую комнату – готовый «взрываться», отсюда и такая свирепая решимость на его маленьком круглом лице» (с. 39). Кумуляция конфликтогенной энергии достигает кульминации. «И вот пришла пора, пришел день, который жена Смородина молча ждала и молча торопила» (с. 39) – они приглашают для показа картины известного в городе художника, который, однако, не оценил картины (к чему Смородин и его жена Зоя готовы) , отнесся к ней снисходительно, свысока, насмешливо и нравоучительно. «Художник засмеялся, и даже не спохватился, что, может, грешно смеяться-то» (с. 41). Это и взорвало Зою. «- Вон отсюда! – раздался вдруг сзади них голос… Зоя смотрела в упор на художника, и глаза ее полыхали.. не гневом даже, а гибелью, крушением» (с.41). Далее последовала сцена грубого изгнания художника из дома и истерики Зои. Речевое поведение персонажей полностью соответствует их внутреннему состоянию, меняющемуся по ходу «созревания» конфликта. Накоплению потенциала «взрыва» предшествуют достаточно долгие монологи и диалоги, в которых главные герои обосновывают свое право на общественное признание и в которых уже изначально сквозит агрессия против тех, кто, по их предположению, не способен их понять и оценить, завидует, интригует и т.п. Они насыщены эмоциональной речью, нередко сопровождаемой инвективными словами и репликами, как, например, в таком диалоге: - Могут не признать, суки … Это же не передовик на комбайне, понимаешь. Чего ты не хочешь передовика какого-нибудь? – Ни в коем случае! – твердо сказала жена. И строго посмотрела на мужа. – Что ты! Это вшивота. Крохоборство. Это же дешевка! (с.38). Поэтому реального и давно ожидаемого «противника» встречает уже во многом подготовленная взрывная реакция, маркируемая неуправляемыми выкриками и агрессивными инвективами. Характерна грамматическая форма инвективов: Подонки!.. Хамье! Подонки! Подонки! – семантика собирательности говорит о том, что на «критикана» Колю обрушилась агрессия, предназначенная (и подготовленная) для всех ожидаемых врагов. Коля попадает в сложную внутреннюю позицию: он одновременно ощущает себя и как инвектора, спровоцировавшего (в его видении как бы справедливую, хотя и не адекватную) агрессию, и как инвектума. То, что его провокация – не причина, а повод агрессии против него, он не осознает. Таким образом, мы имеем дело с конфликтом как способом разрядки конфликтогенной социально-психологической энергии . Язык «предоставляет» для этого соответствующие формы воплощения, в которых можно найти признаки фреймовой организации. Частным случаем такого фрейма является описанная в рассказе В.М. Шукшина «Пьедестал» ситуация. ИС "САША ЕРМОЛАЕВ" (СПОНТАННЫЙ НРАВСТВЕННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ) Спонтанные, неподготовленные коммуникативные конфликты – составляют наиболее значительную часть конфликтного взаимодействия людей и находят многообразное воплощение в рассказах В.М. Шукшина. В мимолетных стычках, вроде бы случайных, тем не менее отражаются характеры, сформированные предшествующей жизнью. Общество вырабатывает формы (стереотипы) их более или менее безболезненного разрешения, в том числе речевые . Но герои Шукшина, чудики и правдолюбцы, не следуют стереотипам. Нравственность есть правда – главная формула творчества В.М. Шукшина и таких героев.. Во многих ситуациях она проявляется в стремлении героя отстоять своё "я", свою правду. Нередко эти ситуации весьма конфликтны, поскольку в этом стремлении приходится сталкиваться с непониманием, неприятием, открытой враждебностью. Хам - емкая формула антипода правдолюбцев-чудиков Шукшина. Сталкиваясь с ним, герой наполняется чувствами униженности, бессилия и часто, переполненный этими чувствами, взрывается и движется по "логике взрыва" . Рассказ "Обида" - классический для данного ИС. Саше Ермолаеву нахамила продавщица в рыбном магазине. Сначала она приняла его за покупателя, который вчера устроила пьяный дебош в магазине. Она спросила строго, зло: - Ну, как – ничего? – Что "ничего"? – не понял Сашка. – Помнишь вчерашнее-то? Сашка удивленно смотрел на тетю .. – Чего глядишь? Глядит! Ничего не было, да? Глядит, как Исусик. Почему то Сашка особенно оскорбился за этого "Исусика" (с.209) Противостояние усиливалось.…Он не знал, что делать. Тут бы пожать плечами, повернуться и уйти к черту. Тетя-то уж больно того – несгибаемая (с. 209). Саша Ермолаев не отвернулся, не ушел, отстаивал свою правду, пытаясь во что бы то ни стало объяснить всем участникам конфликта, что не был он вчера в магазине. Но Сашку не слушали и не слышали, и обида его росла, приведя к психологическому надлому. По такому же сценарию развивается конфликт в рассказах "Ванька Тепляшин" и "Кляуза" – герой сталкивается с несгибаемым хамом, не может отступить, согнуться, сам надламывается. Несколько иной вариант данного ИС представлен в рассказе «Сураз», где героя унижают не открыто, а замаскированно. Но ироническое хамство тоже весьма болезненно для инвектума. Главный персонаж рассказа Спирька Расторгуев, не желая показывать свой неприглядный вид (он был пред этим жестоко избит), скрытно «шел кривыми переулками, по задворкам – чтоб меньше встретить людей. Все же двух-трех встретил. Встретил бригадира колхозного, Илью Китайцева. Илья ехидно, понимающе заулыбался издали. – Ого! Ноченька была! Спирька тоже широко улыбнулся превозмогая боль…- Была, Илюха! Была ноченька. Дай закурить. – Чего эт? – Так…Упал. … Тонкая Илюхина ухмылочка резала лезвием по сердцу. Закурим, что ли? – Закурим, закурим. Здорово упал-то… Высоко, наверно. Как же эт ты? – Ну, Илюха… Бывает – падают. Я вот тебе счас залепеню, ты тоже упадешь. Что, нет, думаешь? – Чего ты? – Илюха престал улыбаться. – А чего ты губы свои распустил? Сразу, курва, ехидничать! Не можешь без ехидства слова сказать. Дай дороги!» (с.111). Очевидна прагматика этого диалога-конфликта, связанная со сменой намерений вскрыть, обострить ситуацию у одного и желанием не актуализировать ее у другого (сначала у Спирьки, затем у Илюхи). Очевидны характеры столкнувшихся личностей и стереотипы их речевого поведения, проявившиеся в этой ситуации: один склонен к манипулятивному (игровому) способу использования языка, когда говорится одно, а предполагается другое, насыщению фразы двусмысленностями, косвенными смыслами, намеками, недоговоренностями другой – к более непосредственному, однозначному применению языковых знаков и правил. Соответственно и разные инвективные стратегии: манипулятивная (дающая возможность автору ехидного, ёрнического речевого произведения при необходимости «отвертеться» от обвинений в инвективных интенциях, ср.: [Юрислингвистика, 1999, с.49, 134-135]) и прямая, непосредственно-агрессивная, реализуемая маркированными в самом языке по признаку инвективности словами, оборотами, выражениями, интонацией (сразу, курва, ехидничать и т.п.), ориентированными в конфликтном противостоянии не на хитрость и лукавство, а на прямоту и силу. ИС "ГЛЕБ КАПУСТИН" (ИГРОВОЙ КОНФЛИКТ, ПРОВОЦИРУЕМЫЙ ИНВЕКТОРОМ-АКТЕРОМ) Этот конфликт, представленный у В.М. Шукшина многочисленно и многовариантно, предполагает, что инвектор сам провоцирует конфликт, от осуществления которого он получает психологическое или эстетическое удовлетворение. Рассмотрим два варианта сценария – "любительский" и "профессиональный". Первый может проиллюстрировать рассказ "Вечно недовольный Яковлев". Конфликтогенный характер главного героя Бориса Яковлева характеризует сам автор следующим образом: Вечно он с каким-то насмешливым огоньком в глазах…Все присматривается к людям, но не идет с вопросом или просто с открытым словом, а все как-то - со стороны, сбоку: сощурит глаза и смотрит, как будто поджидает, когда человек неосторожно или глупо скажет, тогда он подлетит, как ястреб, и клюнет. Встретив после долгой отлучки в сельском клубе своего бывшего "дружка детства" Сергея, Яковлев начинает провоцировать его на ссору, для чего у него заготовлены разные психологические и речевые приемы. С Яковлевым трудно говорить: как ты с ним ни заговори, он все равно будет сверху – вскрылит вверх и оттуда разговаривает… расспрашивает с каким-то особым гадким интересом именно то, что задело за больное собеседника. В сущности его речевая стратегия и тактика проста: прямые (язвительные) или косвенные (иронические) реплики и комментарии по поводу сказанного или увиденного, которые перемеживаются с инвективными словами, выражениями, интонациями, жестами, взглядами. – Стоя-ат…бараны и бараны, курва. И вся радость вот так вот стоять? – Яковлев прямо, ехидно и насмешливо посмотрел на него, Серегу: то есть он и его, Серегу, спрашивал – вся радость, что ли, в этом?. Подобная тактика выводит из себя собеседника. Серега начинаег отвечать тем же. Именно этого и добивался инвектор-актер Яковлев. Писатель комментирует: Странная душа у Яковлева – витая какая-то: он, правда, возрадовался, что заговорили так … нервно, как по краешку пошли, он все бы и ходил вот так – по краешку. Вариант с профессиональным инвектором представлен в известном рассказе "Срезал", (конфликт этого рассказа уже не раз был предметом анализа, см,, например [Дементьев, 1997; Рассказ В.М. Шукшина «Срезал», 1995]). Его герой, Глеб Капустин, искусственно создавая ситуацию речевого конфликта, "брал верх" над знаменитыми земляками, приезжавшими навестить в деревню родителей. Для этого у него был выработан специальный сценарий-ритуал, осуществление которого присутствующие односельчане рассматривали как импровизированный спектакль. Стратегия речевого поведения здесь более сложная, чем та, к которой прибегал Борис Яковлев. Глеб Капустин "загонял собеседника" в заранее заготовленную научную тему (топик), тем самым возвышая значимость речевого поединка (и – соответственно – себя) разного рода манипулятивными приемами (передергиваниями, субъективной интерпретацией, демагогией ) выводил растерявшегося противника из психологического равновесия и тем самым заставлял допускать ошибки (не важно какие: фактические, поведенческие, коммуникативные, нормативно-речевые ), которые выступали поводом для психолого-речевой агрессии, на которую у оппонентов не находилось сил ответить. Смысл манипуляции заключался в сознательном нарушении Глебом такого принципа речевого общения, как корпоративность, предполагающего, что для взаимопонимания у общающихся должны быть одинаковые презумпции. Но именно одинаковость Глебу не нужна. Глеб, имитируя что ведет спор в логико-информативной сфере языка-знака (диктума), на самом деле стремился к победе в сфере языка-внушения (модуса), его оппоненты не успевали почувствовать этот переход и потому проигрывали (по крайне мере, в глазах зрителей и слушателей, для которых важен был именно модус и психология: растерянность одних и победная поступь другого). ИС "ГЕНА ПРОЙДИСВЕТ" (ИДЕЙНЫЙ КОНФЛИКТ) В рассказах В.М. Шукшина часто люди часто сталкиваются не только как разные психологические типы, но как носители определенный идей, жизненных ценностей. В этом смысле такие конфликты являются "подготовленными" и неизбежными. Это столкновение точек зрения, весьма характерное для творчества В.М. Шукшина (см., например [Козлова, 1992]). Рассказ "Хозяин бани и огорода" внешне развивается по типу актерского (демонстративного) сценария, рассмотренного выше. Хозяин бани и его сосед ждут, когда баня натопится, и разговаривают, причем острую тему задал именно хозяин, явно подводя к нарыву в душе, который он хотел бы "вскрыть": Посмотрел задумчиво в землю и поднял голову…- Хошь расскажу, как меня хоронить будут? – Чуть сощурил глаза в усмешке (с. 253). И далее слово за слово разговор плавно входит к главному – хозяин бани и огорода упрекает соседа за то, что тот пользуется чужим, не считая это зазорным. Сосед понял, что угнетает хозяина бани – Вот видишь, из тебя и полезло. Баню пожалел… - Не баню пожалел, а .. свою надо починить. Что же вы, так и будете по чужим баням ходить? – Ты же знаешь, мне не на че пока тесу купить (с.256). Далеко не случайно в реплике хозяина появляется множественное число (вы будете, по баням) – это, действительно, упрек не конкретному соседу, а вызов образу жизни, а точнее ценностям жизни, которые хозяину непонятны, чужды, и он вываливает давно наболевшие слова в ответ на оправдание соседа о нехватке денег: Да у тебя сроду не на че! У тебя сроду денег нет! Как же у других-то есть? Потому что берегут ее, копейку-то. А у тебя чуть завелось лишка, ты их торописся загнать куда-нибудь. Баян сыну купил!.. Хэх! Характерно, что спор идет в достаточно выдержанных тонах. Это идейный спор. Но выдержки не хватает и психологическая энергия сдерживания выливается наружу через пробитые взаимными обидами "дыры в ауре", оппоненты дают воле своей агрессии. Однако хозяин, более подготовленный к такому обороту речевого поединка, держит удар крепче, сохраняет равновесии и "одерживает верх" (по крайне мере, психологический). Оппоненты расходятся непримиримыми. По-видимому, надолго. Такой же, по сути, сценарий развития конфликта в рассказе "Гена Пройдисвет". Гена тщательно готовится к идейному спору со своим дядей, который уверовал в бога, но, по мнению Гены, неискренне, показушно. Он хочет его "разоблачить" в словесном диспуте. Характерная деталь. На доводы Гены его дядя отвечает довольно агрессивными выпадами, на которые Гена как бы не обращает внимания: ему важно вести спор в идейном русле. _ Дурак, - просто сказал дядя Гриша. Подумал и еще сказал: - Волосатик. – Ты заметил, - оживился Генка, - что за то короткое время, пока мы беседуем, ты раз пять уже сказал слово "дурак"? Он как может успокаивает дядю Гришу, но беседа неумолимо идет к крутой ссоре и потасовке. И вот на идейные доводы Генки оскорбившийся дядя Гриша, не выдержав, агрессивно заявляет: Твоими устами дерьмо жрать, а такие слова … Но спор идет идейный. Генка испугался, еще более оскорбился, и злость тоже взяла. Он теперь отчетливо знал: правда его, а ложь, лохматая, бессовестная, поднялась и рычит (с. 306). Спор этот также закончился внешним примирением, но внутренне противники "остались при своих мнениях". *** Список ИС, развернутых в рассказах В.М. Шукшина, далеко не исчерпывается перечисленными вариантами ИС. Однако если рассматривать их как некие инварианты, то он (список) охватывает достаточно большую часть конфликтных ситуаций, нашедших место в шукшинских рассказах, и, следовательно, они могут претендовать на отражение развертывания типичных "бытовых" конфликтов. Скажем, "Владими Семенович из мягкой секции" представляет тип ИС "Глеб Капустин", "Мой зять украл машину дров"(конфликт героя с обвинителем), "Рыжий" – ИС "Саша Ермолаев" и т.п. Многие из ИС, как уже было отмечено, носят комбинированный характер. К примеру, многие бытовые конфликты Князева из рассказа "Штрихи к портрету" совмещают элементы ИС "Константин Смородин" (инвектор подготовлен к взрыву) и ИС "Гена Пройдисвет" (идейная подоплека бытовых конфликтов). Литература Алексеев С. С. Общая теория права. Т.2. – М., 1982. Байрамуков Р.М. Речевой акт угрозы в рассказах В.М. Шукшина // Провинциальная экзистенция. К 70-летию со дня рождения В.М. Шукшина. Барнаул, 1999. Голев Н.Д. О внутренней форме художественного текста (на материале рассказов В.М. Шукшина) // В.М. Шукшин. Жизнь и творчество: Тезисы докладов Четвертой Всероссийской научно-практической конференции. Барнаул, 1997. - С. 113-115. Голев Н.Д. «Герой капиталистического труда» - оскорбительно ли это звание?» // Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы. Барнаул, 1999. Дементьев В.В. Фатические и информативные коммуникативные замыслы и коммуникативные интенции: проблемы коммуникативной компетенции и типология речевых жанров // Жанры речи. Саратов, 1997. Козлова С.М. Мирообразующая функция точки зрения в одноименных рассказах А.П. Чехова и В.М. Шукшина "Горе" // В.М. Шукшин – философ, историк, художник. Барнаул, 1992. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996. Кронгауз М. А. Приставки и глаголы в русском языке: семантическая грамматика. М., 1998. Рассказ В.М. Шукшина «Срезал»: Проблемы анализа, интерпретации, перевода. Барнаул, 19995. Шукшин В.М. Штрихи к портрету. Рассказы, повести. Барнаул, 1983. Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы. - Барнаул, 1999. | |
Просмотров: 4285 | Рейтинг: 2.5/2 |